Той ночью на небе было неспокойно, и облако скрыло от глаз луну. Лишь на пару мгновений, но этого оказалось достаточно, чтобы понять. Жизнь иранского кинематографа, лишившегося своего лица, стала другой. Аббас Киаростами отошел в мир теней общепризнанным гением, аскетичным художником и пустынным философом. Дизайнер по образованию, он умел управлять глазами зрителя, показывать ему мир, живущий по уникальным и справедливым законам. Красота кадра строилась мельчайшими, будто песчаными гранулами, принимавшими совершенные в своей дидактической ценности формы. Смерть по Киаростами не являлась ни продолжением жизни, ни ее антиподом. Она была как потертость на фотоснимке. На первый взгляд портит изображение, но на самом деле — дополняет, открывает смысл и определяет ценность. Лишь когда жизнь и смерть медленно плывут над пустыней, взявшись за руки, они способны показать человеку то, что он утратил и отчаялся найти.
«Вкус вишни» начинается словно с середины. Нам предстает мужчина средних лет, далеко не нищий, определенно неглупый, но по каким-то причинам уставший от жизни. Долго кружит он по тегеранской окраине, и, кажется, ищет не попутчика, а самого себя, каким хотел бы быть. Господин Бадии не лишен простой философии, но стала она ему не спасением, а камнем, отяготившим шею. Поездка по пустыне в поисках могильщика — художественный набросок, ожившая картина с очерченными контурами и пустой сердцевиной. Конец пути умозрителен, а мифологема пугающе однозначна. Отсутствует счет времени, непонятна длина заблуждения, и только убежденность безусловна. Отчего-то не властен больше Аллах, бессильны уговоры и пусты увещевания. Нет начала и расплывчато продолжение. Никогда еще большие деньги, что приготовлены избавителю, не были так бесполезны. Но в зыбучих песках разочарования еще звучит Слово. Сбивчиво, нравоучительно, а от кого-то — отрезвляюще. В ленте нет ненужных диалогов. Каждый из них, что гроздь бусин в четках Киаростами. Они заставляют сдувать пыль с жизненного полотна и заботливо вести пальцем по линиям, радуясь тому, как стали они знакомы.
Случается, что фильмы покоряют вопреки обстоятельствам или по воле случая. Но к успеху «Вкуса вишни» Киаростами шел твердой походкой, совершенствуя стиль и обволакивая изображение покрывалом мудрости. Истоки обнаруживаются в картине «Где дом друга?», и уже тогда тема зависела от эпохи. Как признавался кинематографист, лента о самоубийстве не могла выйти в восьмидесятых — то был совсем другой Иран. Смерть аятоллы Хомейни ослабила ортодоксальные религиозные оковы, даровала относительное свободомыслие, позволила детально донести трактовку смерти через отчаявшуюся личность. На лице Бадии словно бы никогда не было эмоций, мужчина с одинаковым спокойствием выслушивает каждого попутчика, изумленного неожиданной просьбой. Он похож на изгнанного пророка, чья вера скукожилась до фатализма. И странно, что от осознания готовящегося греха нет ощущения противоестественности. В картине больше удивляет сама жизнь в глуши, где куча заброшенных строек, множество бесцельно скитающихся людей и полное ощущение нравственного тупика. В кадр регулярно попадает какая-нибудь нелепость вроде никому не нужной, но по-прежнему охраняемой бетономешалки. Людям словно вредят созданные их руками вещи, привязывают к земле и велят вырыть яму для утренней засыпки. Но во всем этом печальном ансамбле остается и нечто девственно-прекрасное.
Киаростами всегда с особым вниманием и трепетом относился к людям. В ленте «Крупный план» ему удалось совместить два противоположных образа, особенно интересных в контексте событий. Бадии рисковал остаться бессмысленным самоубийцей без молчаливо взирающей природы. Одержимости мужчины противопоставлен естественный ход событий. Это и неудивительно, ведь «Вкус вишни» — картина о простых радостях, о запахе жизни, так похожем на аромат сочных ягод. «Вы хотите лишить себя этого?» — звучит строгий голос. Ответа нет, но в душе что-то шевелится. Какое многообразие чувств можно ощутить при созерцании гениальной картины эпохи Возрождения!.. Какое удовольствие способно доставить купание в водах оазиса!.. В пустыне очень легко уверовать в сухость и непоколебимость Господних заветов. Но жизнь — она везде, порожденная человеком или дарованная свыше. Осмысление прошлого — полезный и нужный процесс, а ожидание будущего — еще и приятный. Из кабины внедорожника понять это непросто, но возможно, дело лишь в том, найдутся ли нужные слова и достаточно ли убедительности у того, кто их произносит.
К счастью, значительные произведения намного переживают своих авторов. «Вкус вишни» — наиболее известная картина Аббаса Киаростами, она символично подчеркивает многие аспекты воззрений. Рука человека, заносящего лопату, назначается жезлом справедливости, а всему, что оказывается перед глазами, приходит конец. Естественный, очевидный, но совершенно точно — не мучительный. Приглушенное обаяние фильма было бы немыслимо без удивительного жизнелюбия. Вся экранная необратимость — не более чем начальный этап замысла, призванного сделать человека внимательнее, тоньше и терпимее. Билет в облака Киаростами не выписывал, но замечать на небе след от самолета — велел. Оптимистичная простота может и должна быть вечной. Иранец никогда не отрицал влияние судьбы, но придавал ей значение силы, придающей очевидным поступкам философскую ценность. Солнце склонится за горизонт, но, конечно же, выйдет вновь. Конец всему наступит, однако, не раньше, чем распорядится судьба.
8
,1
1997, Драмы
95 минут
Правила размещения рецензии
Рецензия должна быть написана грамотным русским языкомПри её оформлении стоит учитывать базовые правила типографики, разбивать длинный текст на абзацы, не злоупотреблять заглавными буквами
Рецензия, в тексте которой содержится большое количество ошибок, опубликована не будет
В тексте рецензии должно содержаться по крайней мере 500 знаковМеньшие по объему тексты следует добавлять в раздел «Отзывы»
При написании рецензии следует по возможности избегать спойлеров (раскрытия важной информации о сюжете)чтобы не портить впечатление о фильме для других пользователей, которые только собираются приступить к просмотру
На Иви запрещен плагиатНе следует копировать, полностью или частично, чужие рецензии и выдавать их за собственные. Все рецензии уличенных в плагиате пользователей будут немедленно удалены
В тексте рецензии запрещено размещать гиперссылки на внешние интернет-ресурсы
При написании рецензии следует избегать нецензурных выражений и жаргонизмов
В тексте рецензии рекомендуется аргументировать свою позициюЕсли в рецензии содержатся лишь оскорбительные высказывания в адрес создателей фильма, она не будет размещена на сайте
Рецензия во время проверки или по жалобе другого пользователя может быть подвергнута редакторской правкеисправлению ошибок и удалению спойлеров
В случае регулярного нарушения правил все последующие тексты нарушителя рассматриваться для публикации не будут
На сайте запрещено публиковать заказные рецензииПри обнаружении заказной рецензии все тексты её автора будут удалены, а возможность дальнейшей публикации будет заблокирована
Той ночью на небе было неспокойно, и облако скрыло от глаз луну. Лишь на пару мгновений, но этого оказалось достаточно, чтобы понять. Жизнь иранского кинематографа, лишившегося своего лица, стала другой. Аббас Киаростами отошел в мир теней общепризнанным гением, аскетичным художником и пустынным философом. Дизайнер по образованию, он умел управлять глазами зрителя, показывать ему мир, живущий по уникальным и справедливым законам. Красота кадра строилась мельчайшими, будто песчаными гранулами, принимавшими совершенные в своей дидактической ценности формы. Смерть по Киаростами не являлась ни продолжением жизни, ни ее антиподом. Она была как потертость на фотоснимке. На первый взгляд портит изображение, но на самом деле — дополняет, открывает смысл и определяет ценность. Лишь когда жизнь и смерть медленно плывут над пустыней, взявшись за руки, они способны показать человеку то, что он утратил и отчаялся найти. «Вкус вишни» начинается словно с середины. Нам предстает мужчина средних лет, далеко не нищий, определенно неглупый, но по каким-то причинам уставший от жизни. Долго кружит он по тегеранской окраине, и, кажется, ищет не попутчика, а самого себя, каким хотел бы быть. Господин Бадии не лишен простой философии, но стала она ему не спасением, а камнем, отяготившим шею. Поездка по пустыне в поисках могильщика — художественный набросок, ожившая картина с очерченными контурами и пустой сердцевиной. Конец пути умозрителен, а мифологема пугающе однозначна. Отсутствует счет времени, непонятна длина заблуждения, и только убежденность безусловна. Отчего-то не властен больше Аллах, бессильны уговоры и пусты увещевания. Нет начала и расплывчато продолжение. Никогда еще большие деньги, что приготовлены избавителю, не были так бесполезны. Но в зыбучих песках разочарования еще звучит Слово. Сбивчиво, нравоучительно, а от кого-то — отрезвляюще. В ленте нет ненужных диалогов. Каждый из них, что гроздь бусин в четках Киаростами. Они заставляют сдувать пыль с жизненного полотна и заботливо вести пальцем по линиям, радуясь тому, как стали они знакомы. Случается, что фильмы покоряют вопреки обстоятельствам или по воле случая. Но к успеху «Вкуса вишни» Киаростами шел твердой походкой, совершенствуя стиль и обволакивая изображение покрывалом мудрости. Истоки обнаруживаются в картине «Где дом друга?», и уже тогда тема зависела от эпохи. Как признавался кинематографист, лента о самоубийстве не могла выйти в восьмидесятых — то был совсем другой Иран. Смерть аятоллы Хомейни ослабила ортодоксальные религиозные оковы, даровала относительное свободомыслие, позволила детально донести трактовку смерти через отчаявшуюся личность. На лице Бадии словно бы никогда не было эмоций, мужчина с одинаковым спокойствием выслушивает каждого попутчика, изумленного неожиданной просьбой. Он похож на изгнанного пророка, чья вера скукожилась до фатализма. И странно, что от осознания готовящегося греха нет ощущения противоестественности. В картине больше удивляет сама жизнь в глуши, где куча заброшенных строек, множество бесцельно скитающихся людей и полное ощущение нравственного тупика. В кадр регулярно попадает какая-нибудь нелепость вроде никому не нужной, но по-прежнему охраняемой бетономешалки. Людям словно вредят созданные их руками вещи, привязывают к земле и велят вырыть яму для утренней засыпки. Но во всем этом печальном ансамбле остается и нечто девственно-прекрасное. Киаростами всегда с особым вниманием и трепетом относился к людям. В ленте «Крупный план» ему удалось совместить два противоположных образа, особенно интересных в контексте событий. Бадии рисковал остаться бессмысленным самоубийцей без молчаливо взирающей природы. Одержимости мужчины противопоставлен естественный ход событий. Это и неудивительно, ведь «Вкус вишни» — картина о простых радостях, о запахе жизни, так похожем на аромат сочных ягод. «Вы хотите лишить себя этого?» — звучит строгий голос. Ответа нет, но в душе что-то шевелится. Какое многообразие чувств можно ощутить при созерцании гениальной картины эпохи Возрождения!.. Какое удовольствие способно доставить купание в водах оазиса!.. В пустыне очень легко уверовать в сухость и непоколебимость Господних заветов. Но жизнь — она везде, порожденная человеком или дарованная свыше. Осмысление прошлого — полезный и нужный процесс, а ожидание будущего — еще и приятный. Из кабины внедорожника понять это непросто, но возможно, дело лишь в том, найдутся ли нужные слова и достаточно ли убедительности у того, кто их произносит. К счастью, значительные произведения намного переживают своих авторов. «Вкус вишни» — наиболее известная картина Аббаса Киаростами, она символично подчеркивает многие аспекты воззрений. Рука человека, заносящего лопату, назначается жезлом справедливости, а всему, что оказывается перед глазами, приходит конец. Естественный, очевидный, но совершенно точно — не мучительный. Приглушенное обаяние фильма было бы немыслимо без удивительного жизнелюбия. Вся экранная необратимость — не более чем начальный этап замысла, призванного сделать человека внимательнее, тоньше и терпимее. Билет в облака Киаростами не выписывал, но замечать на небе след от самолета — велел. Оптимистичная простота может и должна быть вечной. Иранец никогда не отрицал влияние судьбы, но придавал ей значение силы, придающей очевидным поступкам философскую ценность. Солнце склонится за горизонт, но, конечно же, выйдет вновь. Конец всему наступит, однако, не раньше, чем распорядится судьба.