Рецензия на фильм Дом странных детей Мисс Перегрин от Gordy

Засыпая в детстве под дедовы россказни о странных детях, проживавших под тёплым крылышком некой Мисс Перегрин, к шестнадцати годам Джейкоб нажил кучу проблем, требовавших активного вмешательства квалифицированного психиатра, чтобы свести концы его сновидений с концами объективной реальности, видимой им иначе, чем то представлялось другим, и смерть (или гибель) старика, показалась доктору лучшим способом вправить на место разболтавшиеся мозги робкого юноши, отправляющегося сверить правду и ложь туда, куда просил его поспешить покойный. От романа Рэнсома Риггза Тим Бёртон оставил лишь общую фабулу и тематическое единство, составляющие приключение молодого идеалиста, обнаруживающего путь из настоящего в прошлое, где, в петле мёбиуса, повторяясь изо дня в день, продолжается вечная жизнь мальчиков и девочек, отличающихся от большинства набором невероятных способностей, назвав которые талантами, можно немедленно отнести противостоящих им недругов к посредственностям, в авторской интерпретации называемых «пустотой». В колдовском приключении Джейкоба есть что-то от путешествия Алисы в страну чудес, представляющем переход из одной реальности в другую, из настоящего в прошлое, от естественного к сверхестественному, где возможно невозможное и осязаемо невероятное, но, как и для автора романа, главным для Бёртона является жизнь и борьба, представленная в аллегорических образах гонимых и гонителей, детей Божьих и провозвестников зла. Сказочник — Бёртон извлекает символьную сущность литературного источника, фиксируя стоп-кадром падающую из бомбардировщика бомбу с нарисованной на ней свастикой и нацистским орлом — один из немногих и один из явных намёков на фашистское уничтожение инаковости, выражающейся в не ординарном проявлении индивидуальности, обозначающей здесь своеобразие свойств наций и личностей, необычной силе которых противостоят мерзкие ничтожества, пожирающие удивительных людей. Символизм Бёртона определяет топологию характеров основных действующих лиц и задачи их исполнителей, выполняющих роль тех же знаков — символов, будь то прикрывающая собой детишек Ева Грин, или наступающие на её домик паукообразные существа, определённо рассчитанные на зрительные ассоциации с геноцидом и холокостом, придающие картине свойства полотен Дали или Пикассо, масштабировавших подлинное в нереальность линий, чего изо всех сил придерживается здесь режиссёр, сжимая горло собственной песне, махнув рукой лишь под занавес спектакля, когда уже с идеей и смыслами всё стало ясно и наступил час (полчаса) потехи с отрывом и потерей голов, завершающийся скупым, но сердечным, гимном романтикам, из поколения в поколение бесстрашно отправляющимся вслед за своею мечтой.