Рецензия на фильм Молчание от Kickingrussian

Шедевры о прочности веры появляются на экране крайне редко, в лучшем случае один раз в десятилетие, и это не самая легкая тема для фильмов. "Остров" Лунгина вышел на экраны примерно 10 лет назад, прошло уже полвека после "Андрея Рублева" Тарковского, страшно сказать, но почти 30 лет назад Мартин Скорсезе провоцировал зрителей "Последним искушением Христа". На премьерных показах новейшего "Молчания" Скорсезе присутствовал сам Папа и церковные сановники высшего эшелона, только подтверждая эту странную, почти конспирологическую, закономерность. И что есть "Молчание": посыпание головы пеплом и отмаливание грехов великим режиссером или все-таки консервативность истого католика? Эта лента - редкий случай клерикальной драмы о внешнем и внутреннем поражении экспансии католицизма в Японии 17 века, история веры и мучений. Основывая "Молчание" на одноименном романе Сюсаку Эндо 1966 года, тепло встреченном такими видными литераторами как Грэм Грин и Джон Апдайк, Скорсезе выводит этот фильм, подобно первоисточнику, в разряд беллетристики. Режиссер заполняет пространство фильма религиозными диалогами и рассматривает его как способ исследовать природу веры, не учитывая при этом контекст культурных различий. Есть ли шансы у западного христианства пустить корни в японском "болоте", которое очень неохотно принимает чужаков-миссионеров и стремится сохранить свою религиозную буддистскую целостность и культурную идентичность? Скорсезе стремится экранизировать ни больше, ни меньше историю Бога, страны и мифа о попытках духовной конкисты. Визуально - да - это ожившие на японском фоне полотна европейского Возрождения о мучениках веры, внутренне - нет - это скрытая гармония с гангстерскими фильмами Марти, надо сознаться под пытками, предать босса и получить взамен жизнь. "Молчание" снято как продолжительное мучительное погружение, как опыт демонстрации тонкого вкуса в показе истории, далекой от голливудского приключенческого боевика о похождениях нескольких иезуитских святош в далекой стране. Прагматичная комиссия "Оскара" выделила только работу Родриго Прието, чья камера фиксировала ранее сюжет "Пассажиров" и с которым Скорсезе работал над "Волк с Уолл-стрит". Случайно ли это? И это ли не победа развлекательности над тем настоящим кино, для которого так много сделал Марти? Уверен, что нет, режиссер слишком озабочен, слишком увлечен нанесением физических увечий и организацией мученических смертей, которые не сокрушают, а, напротив, стимулируют интерес к Христу, поднимая вопрос о том, почему любой готов пожертвовать жизнью для церкви. И зачем только этим островитянам из глухой деревни нужно было выживать без христианского священника? Как они жили без служения мессы или крещения детей? Эта мотивация абсолютно не ясна и снижает эмоциональный накал "Молчания", потому что Скорсезе основные силы сосредотачивает на внешнем - на противостоянии японской (!) Инквизиции. Актерские работы в "Молчании" заслуживают особого внимания и обсуждения. Чрезвычайно оптимистичный кастинг привел на площадку Эндрю Гарфилда ("По соображениям совести", "Новый Человек-паук") в роли Родригеса и Адама Драйвера ("Патерсон", "Звёздные войны: Пробуждение силы"). Первый - мягко, даже излишне сентиментально, мучается, но не может своей ролью объяснить всю боль религиозного сомнения, второй - с максималистским эффектом гиперчувствительного подростка резко сливается из ленты через несколько сцен сомнения и мученичества. Возникает ощущение, что эти парни вошли не в ту дверь и ошиблись веком в кадре. Прекрасен в роли Инквизитора Иссэй Огата, который ранее играл эксцентричного Хирохито в "Солнце" Сокурова, Скорсезе представляет его как улыбчивого дьявола, настоящего государственника, точно понимающего, что Родригес и его братья-иезуиты должны делать для Японии. Лиам Нисон ("Голос монстра", "Операция "Хромит") в роли источника всех беспокойств падре Феррейры не добавляет значительного вклада в ленту, он живописен как у Караваджо в начале ленты и прагматичен как отступник при встрече с Родригесом, только харизма и темперамент делают его своеобразным якорем для "Молчания". Интерес Скорсезе к роману Сюсаку Эндо и к характеру Родригеса вполне понятен, это интерес к созданию человека в кадре, а не голливудского героя. Герой Гарфилда лишен высокомерия и тщеславия, он сжимается в страхе, отступает от своего совершенства, он, которому нравится мнить себя островным Иисусом, готов к самому главному шагу в жизни. Для Родригеса вопрос глухого Бога - это вопрос гипсовой святости Гарфилда, который прогибается под тяжестью роли и вера которого театрально бьется, оставляя зрителю, тем не менее, вполне жанрово уместный финал. Родригес слаб как любой человек, но его слабость на поверхности, а его вера не горит факелом и разрушает главного героя изнутри. Сомнения и страдания в этом большом и монотонном фильме делают его просмотр местами утомительным, а местами превращают в добровольную пытку, но у Скорсезе даже большая слабость содержит в себе фундаментальную силу высказывания.