Рецензия на фильм Молчание от Сергей

Религиозно-историческая драма Мартина Скорсезе основана на чрезвычайно интересном литературном произведении. Хотя в центре романа «Молчание» находятся люди Запада, книгу написал не европейский, а японский писатель – католический автор Сюсаку Эндо, один из ярчайших представителей послевоенной восточной словесности. Будучи христианином в преимущественно буддийско-синтоистской стране, Эндо посвятил немало строк и размышлений культурной двойственности «религиозных отщепенцев», и «Молчание» считается лучшим выражением его философии и его постоянных сомнений по поводу христианской веры и ее уместности в японском обществе и японском духовном контексте. Отец Феррейра и «инквизитор» Иноуэ – реальные исторические лица. Между прочим, считается, что Иноуэ сделал карьеру, поскольку был любовником сёгуна (военного правителя Японии) Иэмицу Токугавы Книга Эндо уже экранизировалась в Японии в 1971 году, но писателю не понравилась картина Масахиро Синоды, и он был в восторге, узнав, что «Молчанием» интересуется Мартин Скорсезе – верующий режиссер с католическим прошлым, способный не просто передать событийную канву романа, а глубоко постичь религиозные проблемы, которые мучают Феррейру и Родригеса (в отличие от собратьев, Гарупе простодушен и прямолинеен в своем фанатизме). К сожалению, Скорсезе долго не мог приступить к съемкам, и Эндо не дожил до премьеры. Но, вероятно, ему бы понравилась картина. Потому что, при всем историзме и драматизме «Молчания», Скорсезе снял в первую очередь сильнейшее религиозное кино, осмысляющее вечные вопросы христианства. Впрочем, когда Родригес и Гарупе только прибывают в Японию, вечные вопросы их не мучают. Молодые священники тверды в вере, и они хорошо понимают, что должны быть пастырями для тайных христиан. Иезуиты знают толк в религиозном пыле, но их поражает сила веры японцев. Простые, нищие, неграмотные люди ежедневно рискуют жизнью, когда скрывают от властей священников и отправляют обряды, и они с готовностью принимают мученическую смерть, хотя всего одного символического акта отказа от веры (чиновники требовали, чтобы обвиняемые в христианстве наступали ногами на резные иконы-«фумиэ») было бы достаточно, чтобы вернуть себе свободу. Хотя народное японское понимание христианства далеко от западных теологических тонкостей, иезуиты не могут даже мечтать о лучшей пастве. И они надеются, что столь же храбро примут мученическую смерть, когда придет их черед. Но их черед не приходит. Японский «инквизитор» – представитель властей, которому поручено истребление христианства, – уже понял, что мученичество усиливает, а не ослабляет западную веру. Поэтому он действует коварнее и тоньше. Он пытается убедить Родригеса, главного героя картины, в том, что Японии не нужно христианство, так как в стране уже есть мощная религиозная культура. Он упрекает иностранца в тщеславии и высокомерии. Мол, тот мало знает о стране и плохо понимает ее язык, а берется судить о том, какую истину нужно проповедовать в Японии. Когда же уговоры не помогают, «инквизитор» приказывает пытать и убивать христиан и бывших христиан на глазах у Родригеса, пока тот не отречется от веры. Японский садизм ставит иезуита перед невозможным выбором. С одной стороны, он понимает, что служит примером для многих тайных христиан. Что они подумают, если узнают, что один из последних западных священников в стране публично отверг свою веру? Последуют ли они его примеру или останутся христианами? С другой стороны, для него нет более страшной пытки, чем смотреть, как из-за его твердости гибнут люди, не всем из которых гарантировано мученическое место в раю. Кто он такой, чтобы, в сущности, посылать людей на смерть? Достаточно ли тверда для этого его вера? И почему молчит Бог, голос которого Родригес порой слышал, когда жил в Европе? Почему Господь позволяет, чтобы верующие терпели такие мучения, как в Японии? А если Родригес публично откажется от христианства, примет ли Бог его внутреннее раскаяние, которое бывший священник не сможет выразить ни словом, ни жестом? «Молчание» не просто осмысляет, а прочувственно переживает эти страшные вопросы вместе со своим главным героем. Откровенно говоря, Эндрю Гарфилд не очень убедителен как человек из XVII века. Но если то, как Ди Каприо смотрелся в «Бандах Нью-Йорка», мешало картине, то то, как Гарфилд смотрится в «Молчании», фильму помогает. Родригес ведь и есть современный по сути человек, родившийся в прошлом, и его мягкость и гуманизм становятся теми ниточками, за которые дергает «инквизитор». Кроме того, современность Родригеса делает его отличным проводником в загадочный мир, чуждый и для героя, и для зрителей. Японские же актеры исключительно убедительны и великолепно подобраны. Особенно впечатляют Иссей Огата в роли одновременно комичного и хитроумного «инквизитора» (ранее актер сыграл императора в «Солнце» Сокурова) и Йосуке Кубодзука в роли слабодушного христианина Китидзиро. Последний неоднократно предает собратьев, но по-настоящему не отступается от веры и всякий раз возвращается, чтобы просить отпущения грехов. Китидзиро становится своего рода Иудой при Родригесе-Иисусе, что дает зрителям и главный повод для размышлений о прощении и искуплении. Что касается Лиама Нисона, то он проводит в кадре очень мало времени, но использует это время на 300%. Мощнейшая харизма бывшего джедая делает его поразительным в ключевой сцене, когда Родригес наконец-то встречается с учителем и обсуждает с ними вопросы веры и предательства. Хотя Феррейра говорит не то, что хотят услышать от него Родригес и верующие зрители, в его слова вслушиваешься и вдумываешься, а не отметаешь их с порога, как это наверняка было бы, если бы эти слова произнес иной актер. Этой одной сцены становится достаточно, чтобы понять, почему Родригес и Гарупе были так преданы наставнику, чтобы последовали за ним на смерть. И эпитет «иезуитский» по отношению к Феррейре звучит одновременно как упрек и как похвала.