Рецензия на фильм Такса от Анна Кравченко

Гипертрофированная любовь к животным – обратная сторона мизантропии: Гитлер, как известно, очень любил собак. Поэтому я с некоторой опаской начинала смотреть фильм Тодда Солондза «Такса». Снова тошнотворные вариации на тему страданий Белого Бима с черным ухом? К счастью, мои опасения были напрасными. «Такса» – фильм обманка, фильм перевертыш. Жанр этой картины сразу определить не удается, Солондз мастерски дурит зрителя, подсовывая ему ложные приманки одну за другой. Четыре эпизода, между двумя половинами фильма изящная интермедия. Сквозной персонаж – очаровательная собака-сосиска (в русском переводе просто такса, теряется игра слов оригинального названия «Wiener-Dog», ведь персонаж Дон Винер появляется в нескольких фильмах режиссера, здесь чудаковатую дамочку с таким именем играет Грета Гервиг). Первый эпизод. История про больного мальчика из состоятельной семьи, которому родители приобрели собачку. Взрослые пытаются сломить нрав свободолюбивого животного, которое гадит там, где сочтет нужным, для улучшения характера таксу стерилизуют. Когда попытки цивилизовать собаку-сосиску терпят крах – животное отвозят в ветку, где его должны усыпить. Вроде бы тот самый набивший оскомину сюжет про социализацию чувствительного ребенка в жестоком мире грубых бесчувственных взрослых. На примере отношения к беззащитным животным черствость и равнодушие человека выглядят особенно ужасно. Но авторы фильма включают такой мощный троллинг, что зритель перестает тревожиться за судьбу миленькой животинки. Диалоги матери с Рэми (так зовут мальчика) носят откровенно пародийный характер. Как родительнице-атеистке внушить сыну стоическое отношение к неизбежной смерти? Как объяснить ему, что собакам нельзя в полной мере приписывать человеческие чувства? И солидная строгая дама вдруг начинает нести дикую пургу о шелудивом кобеле-насильнике по имени Мухаммед (история из ее детства происходит во Франции), который не пропускал даже белок в лесу и заразил ее любимую собачку чем-то венерическим, от чего та скончалась в страшных муках. Ау, женщины города Кельна, бойтесь сексуально озабоченных мусульман-мигрантов! Оператор поддерживает режиссера. Так появляются дико затянутые кадры, демонстрирующие последствия поноса таксика, накормленного человечьей едой. Огромные кляксы фекалий, достойные стада коров, на фоне ярко-зеленого газона под элегическую фортепьянную музыку. Рваный ритм повествования на протяжении всего фильма держит зрителя в напряжении. Сначала режиссер словно нарочно раздражает нас невыносимо тягучими панорамами или долгими статичными планами. Герои молчат в каких-то тяжелых раздумьях, маются, переживают. Не происходит никакого развития сюжета, действие затормаживается. Кажется, что терпение вот-вот лопнет, как вдруг – бац! – нас ошарашивают яркой, динамичной, эмоционально насыщенной сценой. От этого испытываешь настоящий шок. Еще один контраст, с которым играет Солондз: сочные, радостные краски окружающего мира и мрачная, депрессивная атмосфера, царящая в душах героев картины. Все они прячутся за внешним фасадом благополучия, иногда вспоминают, что нужно натянуть дежурную улыбку, состроить гримасу дружелюбия. Однако многим это дается с трудом. Похоже, что миф об поголовном оптимизме американцев сильно преувеличен. С кем еще из своих соотечественников познакомит нас дальше Тодд Солондз? Второй эпизод. Как и следовало ожидать, собачку спасают, она переходит в другие руки. Ее хозяйкой становится одинокая медсестра ветеринарной клиники Дон Винер. Женщина встречает бывшего одноклассника Брэндона (немногословного наркомана), с которым пускается в хаотичное путешествие. Но и тут авторы не позволяют себе оставаться серьезными. Их юмор чернеет от сцены к сцене, от кадра к кадру. Брэндон подвозит мексиканцев, двух мужчин и одного мальчика. Вежливая Дон пытается завести с ними разговор: как вам нравится Америка? Никак. Это жирный слон, тонущий в море отчаяния. Здесь все несчастны. В подтверждение правоты своих слов мексиканцы исполняют фантастически заунывную песню, после чего исчезают. Внешне снова обманка: вроде обыгрывается тема вечного путешествия по Америке (вспоминается классический роман Керуака «Дорога»). В конце странствий Дон и Брэндон навещают Томми и Эйприл. Томми – брат Брэндона. Он олигофрен, так же, как и его жена. Эскалация несчастий населения депрессивной Америки продолжается. Следует мастерски исполненная братьями (Киран Калкин и Коннор Лонг) сцена: старший (наркоман) пытается разъяснить младшему(слабоумному), что их отец (алкоголик) умер. Перед отъездом Дон оставляет собачку Томми и Эйприл. Завершает эпизод элегическая сцена: парочка стерилизованных олигофренов резвится вместе со стерилизованной собачкой на шикарном газоне возле уютненького домика. Вот кто может испытывать счастье в современной Америке! Ага, перед нами социальная сатира! Только мы начинаем жалеть американцев, которые все поголовно несчастны на фоне шикарных газонов, переполненных продуктами супермаркетов и комфортабельных домов и домишек (или злорадствовать над бедами бездуховного зажравшегося заокеанского быдла), как снова поворот. Третий эпизод. Появляется блистательный и великолепный Дэнни Де Вито. Его персонаж профессор киношколы Дэйв Шмерц переживает не американскую, а самую настоящую человеческую трагедию. Чувствительная тонкая личность, облеченная в неопрятную, нелепую горку плоти, испытывает настоящие муки, подвергается травле со стороны стада молодых американских креативщиков, своих студентов. Его сценарии попадают в бюрократические жернова голливудских студий, ему грозит увольнение по обвинению в том, что он недостаточно позитивен, преподавая студентам основы сценарного мастерства. Все это заставляет профессора прибегнуть к неординарным мерам, используя при этом таксу примерно так же, как военные кинологи, посылающие собак на подрыв танков противника. В этом эпизоде Солондз отказывается от стеба. Могучий драматический талант Де Вито делает такой прием излишним. Зрители начинают понимать, что жалеть надо не только американцев. Можно и на себя оглянуться. В эпизоде возникают обертоны из творчества Вуди Аллена. Четвертый эпизод. Еще одна трагедия. Мать на пороге смерти убеждается, что ее нелюбимая дочь, вроде бы молодая полная сил женщина еще несчастней, чем она, беспомощная старуха. Уровень актерского мастерства пары Эллен Бёрстин (мать) и Заши Мэмет (дочь) почти на уровне бессмертной «Осенней сонаты» Бергмана. Сыграно лаконично, экономно, без истерик, без нагнетания ложного пафоса. Остается поставить ударную точку в финале. Тодду Солондзу это удается, да еще как! Увековечивание памяти собачки, приносящее успех негритянскому скульптору со странным именем Фантазия – очень емкая метафора. В нашем бездушном безбожном мире даже смерть становится всего лишь поводом для самовыражения пошляка-художника. Вот тебе и memento mori на современный лад.