Рецензия на фильм Патерсон от Дарья

Дни, как заведенные, бегут по кругу: за понедельником – вторник, за вторником – среда, за средой... Нет, и здесь без сюрпризов. Патерсон, водитель автобуса в маленьком городке в штате Нью-Джерси, послушной стрелкой движется по циферблату суток: дом – работа – дом. Вот только вместо привычной скуки и раздражения, накапливающихся в подобных ситуациях, в сердце главного героя созревают стихи. Медленно, но неостановимо, по одной строчке, иногда по слову, они вьются тонким флёром над повседневной реальностью, торчат дерзкой рифмой между отражениями в лобовом стекле и бороздят причудливые полосы в воображении главного героя. Патерсон наблюдателен и терпелив; каждую мелочь – обрывки разговоров в автобусе, фигуры людей на остановках и пешеходных переходах, даже марку спичек, которыми разжигается плита для утреннего кофе – он подмечает и бережно утягивает «к себе». Пока совершается рейс, пока наматываются круги по знакомому с детства городу, все образы и слова, выхваченные из сора обыденных забот, качаются в своих люльках в сознании поэта. Но два раза в день – в обеденный перерыв, на скамейке у водопада, и вечером, в тесной подвальной комнатушке, заваленной книгами – Патерсон достаёт блокнот и записывает. Новый фильм Джима Джармуша - одновременно «для всех» и «для избранных». Неделя из жизни местечкового водителя автобуса настолько рутинна и прозаична, что, пожалуй, ни у одного человека не возникнет сложностей с тем, чтобы поставить себя на место главного героя. Режиссёр заводит свою историю в расслабленном ритме - и так и продолжает до самого конца, ни разу не соблазнившись ни сюжетным поворотом, ни интригой. В фильме ровным счётом ничего не происходит, но в этом «ничего» есть какая-то сладость, какая-то нега, сравнимая с мерным покачиванием в гамаке после вкусного обеда. Минуты текут сквозь пальцы, но их не жаль. Патерсон не отягощён ни амбициями, ни цинизмом, ни склонностью к самобичеванию. Ему нравится его маленькая жизнь, в которой один день похож на другой, он отнюдь не стремится «разорвать порочный круг» и прославиться. В каком-то смысле заведённый распорядок дня звучит в унисон с внутренним метрономом героя, отсчитывающим слова, строки, строфы… Готовые стихи появляются ленивым курсивом на экране и становятся для зрителя – так же, как и для самого поэта – самым важным, самым долгожданным. Вопреки стандартной сюжетной схеме «из грязи в князи», Джармуш предлагает понаблюдать за самим процессом создания художественного произведения. И здесь как раз открывается второй план повествования, метящий в душу тем, кто так или иначе мастерит из слов/звуков/чего угодно «нечто большее». Режиссёр в прямом смысле создаёт поэзию кадра, находя визуальные метафоры для стихосложения. Весь тот сор, из которого растут стихи – и вечно недовольный коллега, и чужая драма в баре, и чьи-то истоптанные ботинки – подан Джармушем «без цензуры», как он есть. Фактически в демонстрируемых сценах нет абсолютно ничего вдохновляющего, и первые строчки, звучащие с экрана, кажутся нелепыми (Спичечный коробок? Серьёзно?). Но уже очень скоро режиссёр убаюкивает своим ритмом (день за днём, как строка за строкой), своей мягкой игрой отражений (улицы, продолжающиеся в лобовом стекле – продолжающиеся в глазах – продолжающиеся в падающей воде), удивляет неожиданной схожестью (близнецы во сне – близнецы на переходе – рифма в середине строки) – и тот же самый спичечный коробок, сквозь очередной виток дня и ночи, становится в полном смысле поэтическим образом. Джармуш виртуозно демонстрирует, как что-то обыденное, «какой-то сор» отшлифовывается до состояния идеальной мысли, идеальной формы, и наблюдать за этим – одно удовольствие. С другой стороны, примерно на середине фильма начинаешь ждать, что перед героем возникнет какая-то проблема – пусть не внешняя, но внутренняя. Как Патерсон пишет стихи, мы увидели, но что дальше? Вот этого «дальше» у фильма нет, нет движения, кроме как по кругу. Небольшое подобие конфликта возникает ближе к концу, когда пропадает заветный блокнот, и главный герой вынужден и себе, и зрителю отвечать на вопрос, пойдут ли стрелки его часов в другом направлении или вовсе остановятся? Окажется ли его фотография когда-нибудь на стене славы в местном баре или так и останется в пыльных архивах автобусного депо? Избороздят ли новые стихи девственное полотно бумаги или сердце так и будет тосковать по клочкам разорванного прошлого? Ответы Джармуш даёт довольно прозрачные, хоть и метафоричные. Финальный диалог с незнакомцем на скамейке полон надежд и умиротворённого фатализма, спокойной покорности своей судьбе, которая, кажется, была выбрана кем-то заранее. Патерсон не мечется в сомнениях и не совершает волевых усилий, он лишь тихо радуется тому, что всё предрешено за него. Будет день, и будет ночь, и будут стихи. А остальное неважно.