Рецензия на фильм Жена от Евгений Нефёдов

Книги Мег Вулицер, судя по всему, не слишком широко известны за пределами Соединённых Штатов. Да и голливудские кинематографисты, к сожалению, не так часто обращали внимание на её сочинения, хотя как раз в интересе, проявленном Норой Эфрон (1), нет ничего удивительного. Другое дело, что в общем-то не требуется подробного знакомства с работами Мег, чтобы уловить автобиографический подтекст романа «Жена», опубликованного в 2003-м году. Причём в данном случае имеются в виду даже не феминистские мотивы, данные в специфическом преломлении. По сюжету Джоан, ещё в молодости испугавшись откровений старшей коллеги – Элейн Мозелл, на личном опыте столкнувшейся с предубеждением против взявшихся за перо женщин, ставит крест на собственной карьере и сосредотачивается на помощи дражайшему Джо. Мег, родившаяся в семье психолога Мортона и писательницы Хильмы, прекрасно знала, что чувствует и о чём думает начинающий литератор, снедаемый амбициями, ждущий поддержки от родственников, мучительно нащупывающий персональный путь в надежде избавиться от неизбежного в общем-то влияния. То есть Альтер-эго автора выступает не супруга, тщательно оберегающая фамильный секрет, а, скорее, Дэвид, у которого – всё впереди. Не могу не заметить, что во многих отношениях «Жена» воспринимается типично американским (по замыслу и исполнению) кинопроизведением. И природа конфликта, и предлагаемые обстоятельства, и, наконец, характеры – во всём есть нечто такое, что позволяет безошибочно определить, ярким представителем какой культуры выступает мистер Кастлман. Однако тот факт, что постановку осуществил Бьёрн Рунге, вроде бы не выказывавший непреодолимого желания покинуть уютную Скандинавию и вписаться в систему «фабрики грёз», обернулся редкостной удачей. Суета с вручением выдающемуся мастеру словесности Нобелевской премии могла послужить банальным фоном, а стокгольмские урбанистические пейзажи – не более чем экзотической натурой. Но режиссёр не просто добивается максимальной аутентичности в эпизодах, предшествующих чествованию почётных гостей (прибытие четы в отель, волнительные репетиции церемонии получения наград из рук монарха, торжественный обед и т.д.). Ему удаётся, причём удаётся – очень тонкими средствами, ещё и создать контраст двух разных миров: Нового Света и старой доброй Европы, а точнее, Северной Европы, издавна претендующей на самобытность. Словно тот воздух, каким дышали и Август Стринберг (Натаниэл Боун неслучайно приглашает Джоан в бар, где любил сиживать великий драматург), и Ингмар Бергман, побуждает выйти на откровенность – поднять темы, уже давно принципиально не затрагиваемые… Джонатан Прайс воплощает образ счастливого человека. Таким во всяком случае Джо предстаёт в глазах окружающих. Кажется, он и творческих мук никогда не испытывал: настолько легко успех всегда давался романисту, репутация новатора за которым сохранилась до глубокой старости. Не возникало ни сковывающих разум колебаний, ни затяжных кризисов, а единственной трудностью было избавление от любопытных личностей – вроде назойливого Боуна, не отступающегося, невзирая на чёткий и недвусмысленный отрицательный ответ, от затеи написать пространную биографическую книгу. О чём ещё остаётся мечтать индивиду, добившемуся самореализации и безоговорочного признания, чувствующему себя нужным людям (близким и незнакомым) даже в преклонном возрасте?.. Мало того, Кастлмана не обвинить и в чёрной неблагодарности, поскольку триумфатор с готовностью разделяет радость с дражайшей половиной, всячески подчёркивая, что без верной спутницы жизни и музы не смог бы добиться мало-мальски значимых результатов. Однако постепенно – по мере того, как проясняются некоторые обстоятельства – обнажается причина подавляемого, тщательно скрываемого внутреннего конфликта, всё-таки гложущего душу. Название романа и, соответственно, экранизации может показаться странным лишь в начале повествования, когда жена волей-неволей остаётся в тени знаменитого мужа. Авторы недаром столь щепетильно подошли к выбору даты выхода в кинопрокат ленты (кстати, успевшей засветиться на киносмотрах и не проигнорированной зрителями), дабы увеличить шансы Гленн Клоуз получить «Оскар». Выдающейся актрисе выпала по-настоящему интересная возможность. С одной стороны роль предполагала, что тайна, всплывающая на свет Божий в самый неподходящий момент, позволит увидеть в героине не просто жену, но вершительницу судеб, с полным основанием изрекающую: «Я возвела на трон короля». С другой же – под влиянием происходящего меняется и она сама. Никто, естественно, не желал приближения и искусственного провоцирования трагического (летального!) исхода, но… Но разве, положа руку на сердце, сложно заметить перемену в миссис Кастлман, предупреждающей Натаниэла о неизбежных юридических последствиях обнародования сплетен в виде версии, порочащей репутацию покойного гения?! Это уже далеко не та скромная персона, что сопровождала именитого супруга. Впрочем, Рунге и сценаристка Джейн Андерсон вслед за Вулицер стараются предостеречь нас от чересчур поспешных выводов. Картина далеко не однозначна по своему посылу. Сцены из супружеской жизни оборачиваются историей запоздалого примирения человека с последствиями решения, принятого в молодости (между прочим, юную Джоан изобразила Энни Старк, дочь Клоуз) из страха перед потенциальными преградами, но и не в последнюю очередь – из благородных побуждений, из готовности укротить собственное честолюбие. Она оставалась, думается, искренней, говоря, что не отличается масштабностью мышления – не в пример избраннику, несущему миру важное послание. Зато – умеет вдохнуть жизнь в персонажей, выступающих носителями высоких авторских идей. Чей вклад весомее? Вопрос риторический… Фильм наводит на глубокие рассуждения о природе творческого процесса, подталкивая к догадке, что и такая интимная сфера, как литература, является плодом не индивидуальных, а совместных, коллективных усилий. И тут нет никакого парадокса. __________ 1 – Не так уж существенно, что её дебют «Это моя жизнь» /1992/ не вызвал особого коммерческого и художественного резонанса.