Рецензия на фильм Отрицание от Евгений Нефёдов

Если составить представление о Мике Джексоне исключительно по его киноработам, может показаться странным, что этот режиссёр, обращавшийся по преимуществу к популярным жанрам (1), вдруг загорелся желанием экранизировать публицистическую книгу Деборы Липштадт «Мой день в суде с человеком, отрицающим Холокост» /2005/. Однако здесь нелишне вспомнить, что на телевидении мастер зарекомендовал себя куда более острыми и злободневными постановками: от «Нитей» /1984/, живописавших последствия гипотетической ядерной войны, до «Прямого эфира из Багдада» /2002/ (заголовок говорит сам за себя!). Джексон и продюсеры вряд ли рассчитывали на громкий коммерческий успех (кассовые сборы недотянули и до величины производственных расходов, оцениваемых в $10 млн.), тем более что Дэвид Хэйр, принадлежащий к вдумчивым, нестандартно мыслящим кинодраматургам, не пошёл по пути наименьшего сопротивления. Какими бы яркими ни выглядели характеры действующих лиц, с какими бы напряжёнными моральными проблемами персонажи ни сталкивались, какого бы драматизма события ни достигали, главным является всё-таки борьба идей – не индивидов, а именно идей, которые те отстаивают. Профессор Липштадт, поведавшая на лекции о четырёх опорных тезисах отрицателей Холокоста, не без толики провокационности спрашивает студентов: а откуда мы, рядовые обыватели, в принципе знаем о проводившейся нацистами политике целенаправленного уничтожения евреев? Аргументы отвечающих (ссылки на свидетельства выживших в концентрационных лагерях и т.д.) преподавательница быстро разбивает, и вопрос повисает в воздухе. Женщина не могла и вообразить, что скоро окажется на месте собственных учеников, возмутившись «цинизмом» адвоката Ричарда Кэмптона, который, находясь в Освенциме, берётся рассуждать о применимых на процессе доказательствах использования газовых камер для умерщвления людей, а не для дезинфекции трупов. Но ведь есть же резон в речи умудрённого опытом юриста, бросающего в сердцах упрёк научному сообществу, отдавшему тему на откуп ангажированному любителю – технику (и самозваному инженеру) Фреду Лейхтеру, представившему небезызвестный доклад. И остаётся поразиться прозорливости защитников, решивших не вызывать в качестве свидетелей ни уцелевших узников, ни… ответчицу, обязанную (по английским законам) привести доводы в обоснование неправоты истца, выдвинувшего обвинение в клевете. Трудно по-человечески не понять Дебору, возмущённую до глубины души наглостью оппонента и обещающую жертвам Холокоста, что голос страданий будет услышан. Вот только эмоции – плохой помощник, когда нужно установить истину. Кинематографисты прибегли к очень тонкому приёму – не стали выводить Ирвинга отталкивающей, мерзкой личностью. Примерный семьянин и заботливый отец, Дэвид невольно внушает симпатию работникам юридической конторы, которым не запрещает доступ к своим дневникам. И его нескромное сравнение себя с великими историками-непрофессионалами (Катоном, Фукидидом, Гиббоном, Черчиллем) не отдаёт позёрством; даже стремление сказаться библейским тёзкой, сражающимся с Голиафом, в чём-то логично. Тимоти Сполл, часто (ни разу не повторившись!) исполнявший роли негодяев разных мастей и рангов, точен в каждом жесте и произнесённой фразе. Но… в том-то и дело, что по высшему счёту существенно иное. У Андрея Тарковского в «Зеркале» /1975/ незримый Альтер-эго автора, рассуждая о знакомом газетчике, считающем себя писателем, сокрушался, что тот (подобно многим коллегам) никак не поймёт, что «книга – это не заработок, а поступок». Создатели «Отрицания» осторожно подводят к схожему выводу. Липштадт, конечно, не могла совсем обойтись без обсуждения прозаических (денежных) аспектов и даже озвучила здравую мысль: важно получить посильную материальную поддержку от многих граждан и организаций – не от одного-двух богатых спонсоров. А в финале, в том числе в заключительных титрах, намеренно, надо полагать, не упомянуто о внушительных издержках (порядка £1-2 млн.), повешенных судом на Дэвида: не тот случай, когда победу надлежит мерить финансами. Дебора расставляет в интервью точки над «i», оговариваясь, что является сторонницей свободы слова. Однако права – негласно подразумевают и обязанности: за пропагандируемые заведомо ложные (лживые!) сведения человек должен быть публично признан обманщиком и фальсификатором. За недобросовестный труд, да ещё претендующий на статус исторического исследования (то есть, как ни крути, за нехороший поступок), нельзя не нести никакой ответственности… Впрочем, Джексону и Хэйру (кстати, активно включавшему в диалоги отрывки из стенограммы) удаётся выйти и на более глубокий уровень. В самый ответственный момент, незадолго до окончания слушаний, судья Тренч задаёт барристеру обескураживающий вопрос: а что, если мистер Ирвинг искренне заблуждался, обосновывая новую точку зрения на Холокост и Вторую мировую войну в целом?.. Вот так дилемма! Поднятый на щит либеральными философами (и доведённый до абсурда некоторыми приверженцами постмодернистского подхода) тезис о значимости мнения на поверку – опровергается практикой. Умозаключение ценно лишь в той степени, в какой соответствует объективному состоянию вещей либо (в сферах, где полнота сведений пока остаётся недостаточной) способствует установлению фактов и выявлению подлинных причин. Без признания примата истины над частным суждением, самоочевидного в точных науках, в области гуманитарного знания (и в истории – чуть ли не в первую очередь) человечество обречено биться как рыба об лёд, раз за разом совершая ранее допущенные ошибки, на что указывал не один Джордж Сантаяна. Вот и финальные кадры с камерой, перемещающейся по Освенциму, прекращая движение там, где простились с жизнью сотни и сотни тысяч, служат не только данью памяти безвинно загубленным душам… А Дэвид может продолжать гнуть свою линию, превратившись из отрицателя Холокоста в нелепого отрицателя вердикта. __________ 1 – Наиболее успешной остаётся мелодрама «Телохранитель» /1992/, но наличествовали и комедии, и даже фильм-катастрофа.