Рецензия на фильм Дикая история от Евгений Нефёдов

В своё время огромный коммерческий успех «Шестого чувства» /1999/ объясняли неожиданной, опрокидывающей ожидания аудитории развязкой. Дескать, едва выйдя из кинозала, посетители кинотеатров тут же бежали к кассам, чтобы приобрести билет и посмотреть фильм ещё раз, другими глазами, уже зная об утаённом М. Найтом Шьямаланом секрете… У «Дикой истории» нет того, что англоязычные киноведы обозначают термином «surprise ending». Сколько ни следи, пока идут заключительные титры, за бредущей по оживлённой мадридской улице (удаляющейся) героиней, не обнаружишь какой-либо подсказки со стороны авторов или же намёка на то, как события будут развиваться дальше. Поможет ли Елене введённая вакцина? Или вспышка эпидемии повторится где-то ещё? Что ждёт страну и весь мир?.. Тревожные вопросы остаются без ответов – и тем не менее картина тоже заслуживает повторного просмотра. Как минимум, это позволит оценить остроумие авторов, ненавязчиво знакомящих в прологе (кстати, виртуозно, прямо-таки на одном дыхании снятом) с будущими участниками разыгравшейся драмы. С совершенно посторонними друг другу людьми, которым вскоре предстоит познакомиться и за считанные часы пережить вместе многое. Если бегло прочесть синопсис (и не обратить внимания на имя режиссёра), поневоле настроишься на восприятие привычного зрелища. Допустим, драмы в духе голливудской «Эпидемии» /1995/, посвящённой широкомасштабной (на государственном уровне) борьбе с распространением смертоносного вируса. Или боевика в антураже мрачной антиутопии – вроде «Обители зла» /2002/ с бессчётными продолжениями. Наконец, сама сюжетная предпосылка одаривает богатейшими возможностями творцов хорроров, что оценили и испанские кинематографисты (вспомним четыре части «Репортажа» /2007-14/). Алекс де ла Иглесиа вместе с постоянным соавтором Хорхе Геррикаэчеваррия, в принципе, используют элементы всех упомянутых жанров – и, сверх того, насыщают повествование «чёрным юмором». Но достаточно хотя бы поверхностного ознакомления с творчеством незаурядного режиссёра, чтобы догадаться, какой необыкновенной, парадоксальной, будоражащей – словом, именно «дикой» прозвучит история в его исполнении. В первую очередь лента поражает глубиной социально-психологического анализа – точностью и колоритностью нарисованного коллективного портрета людей, сведённых волей случая (или самого Рока?) в столичном баре. Поначалу им остаётся лишь судорожно перебирать версии, гадая, кто застрелил человека на выходе из закусочной и сразу же – второго, попытавшегося помочь пострадавшему, почему окрестные улицы вмиг опустели, куда исчезли тела убитых?.. Что это? Деяния серийного убийцы, засевшего на крыше здания напротив со снайперской винтовкой? Операция спецслужб, узнавших о террористе-смертнике? Может, вторжение инопланетян?.. По мере того, как перебираются версии, личные качества персонажей раскрываются исчерпывающе – и нам не составляет особого труда догадаться, что в совокупности они являют собой вполне показательный срез европейского общества. Тут и типичные представители мелкой буржуазии, и те, кого причисляют к «офисному планктону» и «креативному классу» (хозяйка с издёвкой называет бородатого Начо, трудящегося в рекламном бизнесе, «хипстером»), и бывший полицейский, и продавец дамского нижнего белья, и даже бездомный, просящий милостыню неподалёку. Сразу догадываешься, что ничем хорошим ситуация не закончится. В своё время Жан-Поль Сартр вложил в уста Гарсэна в пьесе «За закрытыми дверями» /1943/ фразу «Ад – это другие», которую не вполне обоснованно сочли его персональным посылом. Тезис, к счастью, не является универсальным, однако блестяще выражает квинтэссенцию так называемого «открытого» (по Карлу Попперу) общества. Атомизированные индивиды ещё готовы поддаться мимолётному душевному порыву (бесплатно налить стопку спиртного нищему, попытаться оказать первую помощь) или ненадолго сплотиться перед лицом общей угрозы – но малейший конфликт интересов быстро разводит их по разные стороны баррикад. Ведь своя рубашка ближе к телу, ведь каждый – неповторимая личность, и следует хвататься за любой, в том числе ничтожный, шанс уцелеть. Спасай, кто может (собственную шкуру)! Такой подход с неотвратимостью оказывается губительным, приводя к гораздо большему числу жертв, чем могло бы быть при иных, скажем так, ценностных установках. Алекс де ла Иглесиа (к слову, не порывавший с национальными традициями и в постановках, осуществлённых за рубежом) в «Дикой истории» явно отдаёт дань уважения Луису Бунюэлю. Причём ему не потребовалось сюрреалистических допусков (1), чтобы подчеркнуть вопиющую абсурдность положения. Постепенно выясняется, что всё имеет несложное логическое объяснение (точнее, укладывается в обывательские представления об окружающем мире), но разве от этого легче? Елена с товарищами по несчастью всё-таки не обрушивают гнев на власти, без колебаний прибегнувшие к суровым мерам и разыгравшие дешёвый спектакль (официально распространившие информацию о разгоревшемся в центре столицы пожаре), поскольку понимают стремление пресечь на корню панику и вместе с тем – изолировать и обезвредить очаг заражения. Другое дело, что если уж привитые социальные нормы, подстёгиваемые инстинктом самосохранения, одерживают верх над естественным желанием помочь ближнему, надеяться на сознательность в отношении всего человечества – тем более наивно. Символично, что единственной, кому удалось выжить, стала девушка, на деле доказавшая готовность, как минимум, не идти по чужим головам. Вот только никто не гарантирует, что её спасение не приведёт к пандемии – и что высокопарные, щедро сдобренные библейскими цитатами речи оборванца Израэля не окажутся пророческими. Кинематографисты подводят к грустному, но, увы, не лишённому оснований выводу, что наступление апокалипсиса возможно – и возможно именно по вине человечества. __________ 1 – Вроде необъяснимой неспособности гостей покинуть роскошный особняк в «Ангеле-истребителе» /1962/ или стечений обстоятельств, не позволяющих персонажам «Скромного обаяния буржуазии» /1972/ спокойно позавтракать, пообедать, поужинать.