Рецензия на фильм Офелия от Евгений Нефёдов

На различных курсах по кинодраматургии можно услышать приблизительно такой совет начинающим сценаристам, особенно тем, кто собирается работать на телевидении, над нескончаемыми сериалами. Чтобы избежать эффекта, когда разные (разные по характеру, темпераменту и т.д.) персонажи говорят одинаково, то есть изъясняются, по сути, в манере самого автора, рекомендуется мысленно «подставлять» на их места героев классических произведений – ну, или кого-то из знакомых. Есть и более «продвинутая» версия этой нехитрой техники – использовать готовые сюжетно-фабульные конструкции, только помещённые в новые обстоятельства (самым простым вариантом является перенесение в другую историческую эпоху). Но встречаются и мастера словесности, доводящие этот принцип до предела, порой до нонсенса. Как тут не вспомнить опыт Тома Стоппарда, избравшего в качестве объекта дерзкого художественного препарирования именно «Трагическую историю о Гамлете, принце датском». События немеркнущего шедевра, знакомые каждому в деталях со школьной скамьи, в его пьесе (и, кстати, в осуществлённой самолично экранизации) «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» увидены глазами действующих лиц со второго плана, вынесенных в заголовок и вообще – выведенных на авансцену. Что же получилось?! А получилось то, что мы увидели перипетии великой трагедии извне – как бы глазами рядового обывателя, кем зрители в большинстве своём и остаются по эту сторону кинополотна, прожигая основную часть жизни в тупом, бессмысленном времяпрепровождении. Впрочем, как раз доктор Лиза Клейн ставила перед собой задачу серьёзнее, не довольствуясь скрещением традиций театра абсурда и постмодернизма. Да, нельзя исключать, что имели определённое значение соображения феминистского толка. Офелия, дескать, непозволительно долго оставалась в тени Гамлета (1), воспринималась жертвой обстоятельств или заложницей чужой злой воли… И всё-таки главным для писательницы являлся вопрос, вот уже несколько веков порождающий жаркие споры в среде шекспироведов: действительно ли Офелия обезумела? Или же драматург намеренно не прояснил всех тонкостей, оставив возможность выдвигать иные предположения?.. Клейн, декларируя верность букве первоисточника, предложила любопытную гипотезу, с одной стороны позволяющую восполнить существующие пробелы, а с другой – углубляющую образ самого мятежного принца, одержимого жаждой праведного отмщения. Клер МакКарти (кстати, снискавшая признание далеко за пределами родной Австралии благодаря и художественным, и документальным постановкам) достаточно старательно следует в русле, обозначенном сочинительницей. Ключевой подсказкой здесь стал контекст, в данном случае – творчество Шекспира в целом. Авторы резонно рассудили, что, раз сэр Уильям однажды (естественно, в «Ромео и Джульетте») прибегнул к такому средству, как яд, ввергающий человека в состояние, подобное смерти, не исключено, что и тут подразумевалось нечто сходственное. Причём линия с ведуньей, владеющей секретами зелий и заговоров, позволяет обнаружить и «скелет в шкафу» Клавдия – вскрыть истоки характера того, кто спустя много лет обагрит руки кровью брата и цинично узурпирует власть. Между прочим, любопытно, что женщина-режиссёр не только выбрала на роль жестокосердного монарха Клайва Оуэна (ничего общего с образом благородного короля Артура, некогда воплощённым «звездой»!), но и свела его с актрисой Наоми Уоттс, заставив тем самым вспомнить замечательный триллер «Интернэшнл» /2009/ – о расследовании махинаций в глобальной финансовой системе. Времена меняются, а нравы людские… поражают своим постоянством – особенно в том, что касается худших сторон натуры. Кинематографисты неслучайно прослеживают за судьбой Офелии с детства – с того момета, когда девочку, росшую без материнской ласки и привыкшую к ребяческим шалостям, берут воспитывать при дворе. Она постепенно растёт, знакомится с Гамлетом, и от первой (нечаянной, притом конфузливой) встречи на пруду оказывается не так долго до страстного романа. Клер справедливо полагает, что обладательница столь острого и пытливого ума просто не могла не понравиться принцу, близко к сердцу принимающему несправедливость окружающего мира. Мало того, неумолимая логика самой жизни подталкивает возлюбленных к тому, чтобы не просто тайно обвенчаться, но прежде всего – стать союзниками в деле святой мести тирану и убийце. На поверку «сумасшествие» Офелии сродни безумию самого Гамлета, чьи действия подчинялись железной логике и диктовались исключительно желанием докопаться до истины, добыв неопровержимые доказательства вины. Это – единственно доступное средство достичь цели, не вызвав подозрений и элементарно уцелев в схватке с могущественным врагом… Так создатели ленты постепенно разрушают привычные стереотипы: «нимфа», если вдуматься, не уступит избраннику в лучших человеческих качествах – и в общем-то заслуженно выходит победительницей в заведомо неравном противостоянии. В отличие от Гамлета… Конечно, всё, что касается заглавного образа, не возымело бы должного эффекта бы, если б Клейн плохо проработала контекст, то есть, грубо говоря, хоть на йоту отклонилась бы от правил, установленных классиком. Исходный текст становится даже не источником вдохновения – служит основой. Превращается в своеобразный лабиринт, по которому кинематографисты смело идут вперёд, держа за руку действующих лиц. Уильям Шекспир, принадлежащий к немногим в мировой культуре фигурам, оказавшим влияние на структуру современного мышления как таковую (и в значительной степени это касается именно «Гамлета» с его гениальной сюжетной конструкцией), вряд ли возражал бы против подобных изысканий, вполне оправданных с художественной точки зрения. К сожалению, «Офелия» очень скромно прошла в кинопрокате разных стран (кассовые сборы оцениваются в сумму менее $50 тыс.), и едва ли в обозримой перспективе увидит свет киноверсия другой книги автора – «Дочь леди Макбет», по мотивам «Макбета». _______ 1 – Подобно тому, как сама Лиза находилась в чужой тени, занимая должность ассистентки профессора в Университете штата Огайо?