Рецензия на фильм Убийство священного оленя от Денис Ломакин

I believe the most logical thing, no matter how harsh this may sound, is to kill a child Авраам! не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего… Новая картина Йоргоса Лантимоса впервые снята им на территории Соединенных Штатов. Тем не менее, Убийство священного оленя продолжает традиции греческого фильма Клык. Достаточно обеспеченная и с виду благополучная семья держит собственных детей в ежовых рукавицах, что и становится причиной последующих драматический потрясений. Взросление неизбежно приводит к трагедии, а попытка ухода рассматривается, как преступление. Первое, что бросается в глаза — это стиль общения героев. Герои Колина Фаррелла и Николь Кидман будто плохие актеры, зачитывают собственные реплики нарочито быстро и безэмоционально. Подобное общение внутри типичной американской кино-семьи кажется невозможным, настолько оно отталкивающее и холодное. Картину дополняет и усугубляет до ужаса тревожная музыка, которая, на первый взгляд, не очень соответствует происходящему на экране. Возможно, именно так чувствуют собственную семью дети Стивена и Анны. У дочери впервые начались месячные — скоро она станет взрослой. У нее уже появился парень. Дети имеют четко очерченные семейные обязанности — погулять с собакой, полить растения — и спокойный надежный тыл в лице собственных обеспеченных родителей. Через все это лишь слегка проступает некоторая доля садизма. Любимая ролевая игра в постели — это когда героиня Кидман находится в состоянии полной анестезии, отчаянно смахивая на покойницу. Секс с трупом. Некрофилия — любовь к мертвому. И лишь когда дети заболевают, жестокость родителей начинает переходить всяческие пределы — на американских сеансах такое обращение с ребенком на большом экране вызывает ужас, ведь за это могут лишить родительских прав. Вообще же, это табу. Все знают, что обеспеченные семьи (а не только бедняки) вполне себе практикуют насилие над собственными чадами, но не обязательно физическое, а если и бьют, то за закрытыми дверями, пока никто не видит и так, чтобы не оставалось следов. Но следы остаются — не на теле, но в психике. Вот отец бросает собственного ребенка несколько раз на голый пол дорогой клиники, он требует, чтобы тот не придуривался, не изображал из себя инвалида. Вот он же насильно засовывает больному ребенку пончик в рот, со злобой приговаривая — Ты уж съешь у меня их всю коробку. Анна проявляет родительскую власть, отнимая у дочери Ким смартфон. Дальше начинается откровенный абсурд — маленький Боб ползет на локтях по полу с медлительностью и бессилием, доходящими на отвращения. Он решил стать кардиологом, как и отец, а не офтальмологом. А еще и он очень хочет полить растения, чего раньше делать не любил. Ким в порыве какого-то надрывного самопожертвования кричит в слезах, что готова хоть на смерть ради любимой семьи, хотя еще недавно рвалась бежать из отчего дома. Все персонажи отчаянно сражаются за расположение могущественного главы семейства, который сам боится знакомого 16-летнего парня, испытывая перед ним чувства вины и ужаса, которые еще недавно принимал за искреннюю холодную отеческую заботу. Бородатый отец никак не может лишить, кто из его детей заслуживает любви, а кого надо наказать. Он настолько отчаялся, что спрашивает об этом школьного учителя. Ведь есть же высшая справедливость, и все наказания даются не зря. Нельзя, чтобы кара была ниспослана несправедливо. Нужно обязательно найти виноватого. Любые ветхозаветные и мифологические аллюзии здесь — это только оболочка. Я могу понять этот фильм, только отказавшись от всяческих ссылок на Ифигению и Авраама. Любое мистическое должно быть вытравлено. И что тогда останется? Дети, живущие в атмосфере тревоги и страха, подвержены истерическим неврозам, ведущим к появлению странных симптомов, которые никак не объясняются органически. Исследования ничего не показывают. Если в семье неврозом заболевает один ребенок, то второй — под гнетом чувства вины также может стать жертвой тех же симптомов. А вот взрослые гораздо более устойчивы к таким переживаниям. Малолетний пророк Мартин после потери отца, очевидно, еще больше помешался, начав призывать на голову, обидевшего его, чуть ли ни всех всадников Апокалипсиса. Он настолько откровенен, груб и, вероятно, талантлив для своих лет, что напоминает зрителю то ли могущественного демона, то ли ангела возмездия (вспомните Ученика, находящегося сейчас под домашним арестом режиссера Кирилла Серебренникова). Но вот исполнять требования такого существа, следовать за ним, приводить в жизнь его больные пророчества могут только люди глубоко неблагополучные. Испытывающие потребность в коллективном псевдорелигиозном помешательстве на почве всяческих фобий и иных психических отклонений. Это настоящая современная трагедия, а не древнегреческая. Показательно и то, что главный герой — человек науки, врач. В Убийстве священного оленя прослеживается некоторая параллель со шведским фильмом Квадрат (победитель Канн 2017), где косвенно исследуется вопрос ответственности богатых перед бедными. При этом в самой Швеции ответ уже дан — и это социализм. Если зритель обязательно должен встать на место персонажа Колина Фаррелла и сам решить, что делать, то для меня единственно правильным вариантом остается бездействие. Особенно, когда ты и так уже натворил немало зла. Убивает не призрак, убивает Нелюбовь.