Рецензия на фильм Атлантида от Евгений Нефёдов

Картина является экранизацией романа «Холодная кожа» /2002/ (собственно, под таким названием и представлена в большинстве стран), ставшего международным бестселлером – выдержавшего несколько переизданий и переведённого на десятки языков, включая русский. В свете недавних политических (связанных с попыткой реализации одним из народов Королевства Испания права на самоопределение, провозглашённого в Уставе ООН) событий сюжет литературного произведения и, соответственно, киноверсии приобретает неожиданно злободневный подтекст. К тому же, Альберт Санчес Пиньоль, появившийся на свет в Барселоне и получивший высшее образование в родном городе, предпочитает писать именно по-каталански… Хотя в данном конкретном случае важнее, думается, первая специальность автора, изучавшего антропологию и этнографию не только в стенах университета, но и в Африке, пробыв продолжительное время среди пигмеев Конго. Какими бы плодотворными ни казались влияния классиков (чаще других всплывают имена Говарда Филлипса Лавкрафта, Джозефа Конрада, Роберта Льюиса Стивенсона), без опыта нахождения вдали от цивилизации ему вряд ли удалось бы столь убедительно и волнующе обрисовать ситуацию, с которой столкнулись действующие лица. К роману проявляли интерес, надо сказать, многие режиссёры; достаточно упомянуть британца Дэвида Слэйда, питающего склонность к триллерам и хоррорам. Когда стало известно о том, что к съёмкам приступил Ксавье Жанс (между прочим, с достаточно приличным по европейским меркам производственным бюджетом – €8,5 млн.), смущал один-единственный момент. Возникло опасение, как бы режиссёр не вздумал вернуться к традициям так называемого «нового французского экстремизма» – того весьма неоднозначного (делающего упор на откровенную демонстрацию крайних, патологических форм насилия и секса) кинематографического течения, в каком отметился своим полнометражным дебютом «Граница» /2007/. Постановщик на удивление проявил сдержанность и даже постарался выйти за рамки классической для фильмов ужасов фабульно-повествовательной конструкции, заложенной ещё Альфредом Хичкоком в «Птицах» /1963/ и Джорджем Э. Ромеро в «Ночи живых мертвецов» /1968/. Ведь получившего место метеоролога и смотрителя маяка на отдалённом острове молодого человека, которого старший коллега Грунер решает называть просто «другом» (настоящего имени мы так и не услышим), практически сразу начинают одолевать сомнения. Что на самом деле нужно таинственным существам с холодной кожей синего цвета, вылезающим из воды почти каждую ночь, чтобы штурмовать крепость, наспех обустроенную парочкой чужаков? Причиной всему служат животные инстинкты? Но почему тогда старожил спас одну из них, окрещённую Анерис (от слова «сирена», прочитанного в обратном порядке) и сохраняющую поразительную преданность «хозяину»?.. Избрав эпиграфом (правда, далеко не первыми среди собратьев по киноискусству) знаменитое высказывание Фридриха Ницше (1), Ксавье и сценаристы Хесус Олмо и Эрон Шиан прозрачно намекнули, что намерены сосредоточиться на философской составляющей поведанной истории. И действительно, мы не столько сопереживаем людям, очутившимся во враждебном окружении, отчаянно старающимся выжить, сохранив здоровье и здравый рассудок, сколько завороженно наблюдаем за эволюцией воззрений главного героя. Он отбивается от странных, агрессивно настроенных созданий и одновременно ведёт напряжённую нравственную дуэль с Грунером. С законченным мизантропом, не позволяющим послать сигнальную ракету, когда мимо острова, расположенного в стороне от активно используемых морских путей, проплывает корабль. Какая здесь может быть победа, хотя бы и с помощью колоссальных запасов динамита, извлечённых с затонувшего судна? Итог парадоксален, но, если вдуматься, закономерен: всё возвращается на круги своя – с той разницей, что теперь другому, столь же наивному, идеалистически настроенному индивиду предстоит пройти через горнило испытаний. Проделать путь от боязни неизвестности через ненависть – к пониманию и, быть может, к попытке установить контакт. В данном отношении лента Жанса может напомнить притчу Клайва Баркера о загадочном «ночном народе», сыны и дочери которого способны напугать и вызвать отвращение, однако на поверку – раскрываются куда более благородными, разумными и гуманными, чем иные представители вида Homo sapiens. Впрочем, самым любопытным аспектом картины представляется даже не это. В первоисточнике Батис Кафф спрашивал рассказчика-повествователя, ирландского патриота, мимоходом затронувшего тему полученного военного опыта: «Вы что, участвовали в Мировой? Сидели в траншее?» В фильме же чётко оговаривается, что свежеиспечённый исследователь атмосферных явлений прибывает к новому месту работы вскоре после печально известного убийства эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево – аккурат в канун бойни, унёсшей миллионы жизней. Новый социально-исторический контекст привнёс дополнительный (как минимум, не менее глубокий, чем в оригинале) иносказательный смысл. Поползновения двух обуреваемых тревогами личностей схорониться и обрести душевное успокоение на пустынном острове, вдали от людей, тщетны. Место, представлявшееся первозданным раем, оборачивается адом, на что как бы намекает и наличие «Божественной комедии» Данте Алигьери среди книг бесследно исчезнувшего предшественника. Кошмар, охвативший значительную часть цивилизованного мира, не просто отдаётся гулким эхом, а, по существу, повторяется в миниатюре в Богом забытом захолустье. И итог видится в общем-то схожим – вовсе не исключающим повторения драматических событий в будущем. __________ 1 – «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя».