Рецензия на фильм Джеймси от Gordy

Джеймс кажется неисправимым. И поводов к такому заключению было немало. Он сам их давал, вырываясь из домашнего раздолья в пекло дышащих порохом пригородных домин, разгоняя по венам адреналиновую волну, срываясь с тормозов, взорванный изнутри раскатом сердечной мышцы, в безрассудстве отбросив ненужный страх, гордый своей доблестью тинейджера, не спасающей его от неизбежной тюрьмы, где у хозяина готов свой устав для исправления рецидивиста, ведущего обратный отсчёт срока, тогда как начальник мотает вперёд. Биографическая, отчасти, картина имеет криминальный уклон в комплекте с тюремной драмой, хотя сил у начинающего режиссёра не хватает ни на первое, ни на второе, минуя любые усложнения, прибегающего к максимальным упрощениям в развитии сюжета и тех немногих персонажей, что собрал вокруг себя главный герой, летящий стрелой навстречу всем мыслимым неприятностям, получая по заслугам, и продолжая бунтовать, не чувствуя, как этим бунтом его жизнь замыкается в круг. Живописно татуированный Спенсер Лофранко, кажется, имеет своё представление как о притягательности преступления своего героя, так и о невольничьей доле заключённого, в тюрьме, а не на воле, нашедшего в себе полезный талант, столкнувшись с непредвиденным выбором между непокорностью и свободой, которую придётся оплачивать особой ценой. Так что, несмотря на многие изъяны содержательности истории, некоторая идейность в ней, тем не менее сохраняется, что не спасает фильм от упрёков в мягкотелости и беспринципности, выражающихся в гипертрофированной брутальности юношеского характера, наряду с неспособностью структурировать развитие его сознания, отчего страдают обе, составляющие повествовательную канву, линии тюремной и ещё вольной жизни невольника, в котором происходит внутренний перелом. Из фактов текущего и истекшего времени, единственным достойным внимания является тюремный спор, вызвавший смятение в мыслях Джеймса, вступающего в диалог с презренным тюремным начальством, чью непреклонность небрежно изображает сильно постаревший Джеймс Вудс, являющийся даже не третьей, а четвёртой стороной схватки, где цель у обоих разная, жертва одна, а правила диктует так и вовсе третий — бывалый сиделец с многозначительным взглядом внушительного Винга Реймза, определяющего колебание весов, на чашах которых лежат свобода и жизнь, уравненные в своей мере каждым из них и теми, кто там окажется рядом. Косо сшитая прежняя жизнь Джеймси не имеет значения, его будущее останется за кадром, но важным видится отнюдь не условное перерождение личности, раскрывающегося вдруг с неведомой стороны главного героя, а роль маленьких людей в чужих разборках, чья слабость обращает их в предмет бесчестных манипуляций и разменов, как тот, что произошёл в этой истории, где стремление к лучшему не миновало пути через труп, обозначивший скорее очередное, вместе со всеми, падение главного героя, но на этот раз, с высоко поднятой головой.