Рецензия на фильм Манифесто от Анна Кравченко

Как бы вы не любили изобразительное искусство, воспринимать его в больших количествах достаточно тяжело. По своему опыту знаю, что после пары-тройки часов, проведенных в залах большого музея, голова начинает идти кругом, чувства притупляются, удовольствия от подобной экскурсии уже не получаешь. Речь, разумеется, идет об обычных зрителях (потребителях), а не о профессиональных искусствоведах или практикующих художниках. Чтобы достаточно долго и вдумчиво питаться пищей духовной, нужно быть к ней привычным. Тем, для кого визуальное искусство – это своего рода «десерт», его передозировка крайне нежелательна. Быть может поэтому первоначально Джулиан Роузфельдт демонстрировал свое творение в арт-галереях. Публика там для этого собирается самая подходящая. Она в курсе всех новых веяний в искусстве, удивить, шокировать ее чем-либо уже сложно. В кинотеатры ходит народ попроще. «Манифесто» поймет далеко не каждый, его и фильмом-то назвать язык не поворачивается. Это – достаточно странный арт-проект, причудливый видео-коллаж, перформанс в полнометражном формате, его просмотр требует максимальной концентрации внимания, интеллектуального напряжения, иначе теряется весь заложенный в нем смысл. А его там с избытком! Шутка ли, когда в полтора часа экранного времени втиснуто такое количество идей, тезисов, концепций, что одно перечисление их авторов займет чуть ли не полстраницы стандартным шрифтом. Но Роузфельдт не намерен облегчать вам задачу, эти имена мелькают на экране с невероятной быстротой, их почти невозможно не только зафиксировать в памяти, но даже элементарно успеть прочитать. Если вы краем уха слышали хотя бы о половине людей из этого списка – уже удача. Значит, не все из прозвучавших в «Минифесто» цитат пройдут мимо вашего сознания. Предположим, что теоретиков коммунизма Карла Маркса и Фридриха Энгельса знают многие. Но кто свободно ориентируется в таких направлениях и стилях современного искусства, как авангардизм, дадаизм, сюрреализм, футуризм и еще бог весть какие –измы? Что такое поп-арт, Вортекс и Флуксус? Вы в состоянии оценить так называемое концептуальное искусство? И напоследок: а что будет, если «Манифесто» проанализировать с точки зрения манифеста «Догмы 95»? Временами создается ощущение, что Джулиан Роузфельдт над вами просто издевается. Хотя для начала автор нам напоминает само определение слова, вынесенного в заголовок его творения. Манифест – публичное заявление политического курса или намерений партией, группой людей или одним человеком. Потом, будто оправдываясь, замечает: Я говорю только про себя, поскольку не хочу убеждать. У меня нет права увлекать других в свой поток, я никого не принуждаю следовать за мной, пусть каждый творит свое искусство на свой лад. Роузфельдт вкладывает в уста тринадцати разных персонажей картины (все они сыгранны неподражаемой Кейт Бланшетт) вырванные из контекста, яростные, бунтарские, революционные, претенциозные или просто бредовые строки. Получается серия монологов. Их произносят: бородатый бомж, брокерша, работающая на заводе по переработке мусора тетка, строгая домохозяйка, сотрудница научного центра, вдова у гроба мужа, татуированная рокерша, рафинированная галеристка, экзальтированная дама-хореограф, изготовительница марионеток, ведущая новостного канала и его корреспондентка, учительница начальной школы. Если абстрагироваться от смысла всех этих заявлений, плюнуть на тщетные попытки вникнуть в их суть, можно со спокойной совестью насладиться талантом исполняющей бенефис актрисы. Кейт Бланшетт великолепна, ее способность к перевоплощению просто поразительна. Она может быть уродливой и прекрасной, заурядной и неординарной, сдержанной и неистовой. Ее глаза, скулы, губы обладают какой-то магической притягательностью. Что любопытно, когда Бланшетт играет домохозяйку, вместе с ней в эпизоде заняты ее муж – сценарист и редактор монтажа Эндрю Аптон – и трое их сыновей (супруги вместе уже 20 лет). «Манифесто» представляет собой попытку обобщить историю развития искусства безумного XX века. Смело, конечно, но слишком уж широкий замах. Хочется сказать о многом, вот и приходится брать ото всюду по кусочку. Вроде бы выбраны самые ударные, ключевые моменты программных заявлений разных деятелей культуры, но на выходе получаем только вопли на грани истерики или пустопорожнюю риторику. «Старый миропорядок умирает, новый рождается». «Страдания человека для нас не интереснее, чем страдания электрической лампочки». «Мы хотим освободить страну от бесчисленных музеев, которые, словно множество кладбищ, покрывают ее». «Мы должны изобрести и построить город, похожий на огромную, шумную судоверфь – живой, мобильный, динамичный». «Нам нужно, чтобы произведения искусства были сильными, прямыми, точными и навсегда за гранью понимания». «Я за искусство политико-эротико-мистическое, которое не сидит на заднице в музее, а делает что-то другое». «Только тупые и бессильные художники прикрывают свое искусство искренностью». «Сизые выхлопы машин с ароматом динамической современности также эмоционально ценны, как обожаемые таланты наших "изысканных" модернистов». «Прошлое мы оставляем позади, как падаль. Будущее мы отдаем на съедение – хиромантам. Сегодняшний день мы берем себе». «От человечества нам нужно его бессознательное: его глупость, животные инстинкты и, разумеется, его сны». «Разум не творит». «Оригинальности не существует». «Не важно, откуда ты что-то берешь, важно – куда ты это привносишь». И что в итоге? Глас вопиющего в пустыне. Манифестанты проорались и разошлись. Подавляющему большинству людей безразличны метания творцов, надрыв и пафос их пламенных речей. Никакой супер-пупер-концептуальной идеей не прикрыть того, что все современное искусство – подделка. Все в человеке – фальшиво. Сам Джулиан Роузфельдт не без иронии в этом открыто признается. Но вещать широким массам разную чушь об искусстве нужно с глубокомысленным видом. «Сделайте все честные лица», – говорит оператор перед началом выпуска новостей. Лично мне этот эпизод в фильме «Манифесто» показался самым забавным. И правда, везде сплошное надувательство: вместо прямого эфира – запись, а «дождь» на зонтик корреспондентки льют из шланга. Мы благополучно все разрушили, камня на камне не осталось от культурных ценностей прошлого, они мертвы. А где новая жизнь? Она ужасающе безлика и холодна. Тот же труп. Жуткие руины заброшенных фабричных корпусов, футуристические интерьеры огромного научного центра, где сотрудники ходят в похожих на скафандры стерильных костюмах, унылые многоэтажки спального района, завод по переработке мусора, кладбище, балерины в костюмах инопланетных существ, сваленные в кучи пыльные куклы с лицами известных политиков прошлого века, пустые пивные банки и окурки, разбросанные участниками панковской тусовки, залитая ярким мертвенно-голубым светом телестудия – от такой реальности мороз по коже. Натура для съемок подобрана великолепно. Она настолько страшная в своей безжизненности, что даже кажется красивой. Есть во всем этом какая-то своя, постапокалиптическая эстетика. Ах да, я совсем забыла про клятву всех прогрессивных кинематографистов, которые заключительном эпизоде послушно разучивают ученики младших классов. Согласно ей, нужно неукоснительно «исполнять эти правила всеми доступными средствами в ущерб хорошему вкусу и всяческой эстетике». И фамилия режиссера не должна фигурировать в титрах. Это важно! А Джулиан Роузфельдт эту клятву нарушил. Есть ли ему оправдание?