Не могу не вспомнить, как Наталья Иванова пыталась осмыслить (в рецензиях на «Леди Макбет Мценского уезда» /1989/ и «Очарованного странника» /1990/) причину обращения режиссёров в «перестройку» к наследию автора, ранее вроде как не вызывавшего повышенного интереса у деятелей киноискусства. И, на мой взгляд, достаточно убедительно доказала, что ни Роман Балаян, ни, тем более, Ирина Поплавская так и не смогли передать истинный замысел, ограничившись поверхностной (с душком конъюнктурщины!) интерпретацией изложенных в литературных первоисточниках событий. «Не прост был Николай Лесков, и ларчики его произведений тенденциозному напору неорусофильских истолкований не поддаются», – приходила она (1) к неутешительному выводу… А что же в случае с иностранцами? Есть ли у творцов из других стран шанс неизбито и мало-мальски адекватно экранизировать сочинения, вышедшие из-под пера того, кого Лев Толстой называл «писателем будущего»? Вопрос отнюдь не носит академического характера – и в свете появления постановки Уильяма Олдройда приобрёл дополнительную актуальность.
В данной связи уместно, думаю, привести в пример Анджея Вайду, хорошо знавшего и тонко чувствовавшего русскую классику, но всё-таки не добившегося признания «Сибирской леди Макбет» /1962/ (снятой почему-то на югославской киностудии Avala Film). Начинающему (имевшему в активе лишь три короткометражки) английскому коллеге польского мастера было проще в том отношении, что он сразу отказался живописать нравы, о которых имел смутные представления. И если, скажем, Акира Куросава блестяще перенёс в средневековую Японию действие шекспировского «Макбета» («Трон в крови» /1957/), то Уильям не без оснований решил, что в Англии в 1865-м году вполне могла найтись собственная «миссис Измайлова». Практика показала, что культурные и даже социально-экономические различия имели куда меньшее значение, нежели сходства в характерах двух женщин (Катерины и Кэтрин), в аналогичных житейских обстоятельствах раскрывающихся – деградирующих – идентично. Точнее, почти идентично…
Многие зарубежные зрители (а лента достаточно неплохо идёт в кинопрокате, уже собрав порядка $2,8 млн. при бюджете £500 тыс.), вероятно, удивятся, узнав из финальных титров, что взято кинематографистами за основу. Фильм проще всего воспринять в качестве психопатологического триллера, отметив при этом умелое нагнетание саспенса – при строгих ограничениях в выразительных средствах. Особо выделим эпизод, когда Кэтрин, усадив за стол Анну, подчёркнуто спокойным тоном расспрашивает темнокожую горничную о её родных, видя, что та не находит себе места, поскольку слышит мольбу о помощи запертого пожилого хозяина, отравленного грибами. Вместе с тем восприятию картины в сугубо жанровом ключе мешает ряд аспектов. Олдройд и сценаристка Элис Бёрч вроде бы более откровенно, чем в очерке (повести?), затрагивают интимную сторону, намекая на сексуальные комплексы супруга. Вместе с тем режиссёр намеренно, надо полагать, свёл количество обнажённой женской натуры к минимуму – и вообще сделал всё, чтобы публику привлекал вовсе не знойный эротизм. Более того, он чётко даёт понять, что объяснение злодеяний сугубо меркантильными побуждениями любовников, расчётливо устраняющих тех, кто стоит на пути, будет недостаточным.
Авторы киноверсии стараются передать ту же внутреннюю противоречивость людской натуры, которую тонко подметил Лесков. В какой момент Кэтрин отваживается переступить грань, выразив принципиальную готовность спустить на волю «всю свою звериную простоту»? Что здесь послужило предпосылкой, а что – глубинной причиной?.. Интуиция моментально подсказала Себастиану, что хозяйка обуреваема тайными желаниями, в которых стыдится признаться, наверное, и самой себе, и вскоре адюльтер перерастает в страстный роман. Вот только возвышенное чувство, грубо говоря, не вдохновляет на подвиги и свершения – стимулирует низменные, эгоистические мотивы. И трясина затягивает всё основательнее… Разница, как выясняется под занавес, только в одном. У писателя так и не раскаявшаяся Катерина горько поплатилась за прегрешения: хуже, чем каторга, оказалось предательство Сергея, с неизбежностью приведшее к трагической развязке. Постановщик же счёл, что мысль о неотвратимости наказания за совершённое преступление (нелишне вспомнить, что журнал «Эпоха», где было впервые опубликовано произведение, издавался Фёдором Достоевским с братом Михаилом) не прозвучит убедительно, покажется «наивной». То ли дело – если Кэтрин моментально отречётся от избранника, не совладавшего с совестью, и ловко переложит вину на ближних, включая несчастную Анну… Что это? Отличие воззрений английского (шире – западного) художника от убеждений художника русского? Или влияние новейшего времени, избавившегося-де от иллюзий относительно человеческой природы, отказавшегося от морали как от предрассудка прошлого?.. Взгляд героини (роль замечательно исполнила молодая актриса Флоренс Пью), задумавшейся над тем, что будет дальше, призывает к непростым размышлениям и нас.
__________
1 – Иванова Наталья. Вдохновенный люмпен-учитель жизни? // Советский экран. – 1991, № 9. – Стр. 10.
5
,8
2016, Драмы
85 минут
Правила размещения рецензии
Рецензия должна быть написана грамотным русским языкомПри её оформлении стоит учитывать базовые правила типографики, разбивать длинный текст на абзацы, не злоупотреблять заглавными буквами
Рецензия, в тексте которой содержится большое количество ошибок, опубликована не будет
В тексте рецензии должно содержаться по крайней мере 500 знаковМеньшие по объему тексты следует добавлять в раздел «Отзывы»
При написании рецензии следует по возможности избегать спойлеров (раскрытия важной информации о сюжете)чтобы не портить впечатление о фильме для других пользователей, которые только собираются приступить к просмотру
На Иви запрещен плагиатНе следует копировать, полностью или частично, чужие рецензии и выдавать их за собственные. Все рецензии уличенных в плагиате пользователей будут немедленно удалены
В тексте рецензии запрещено размещать гиперссылки на внешние интернет-ресурсы
При написании рецензии следует избегать нецензурных выражений и жаргонизмов
В тексте рецензии рекомендуется аргументировать свою позициюЕсли в рецензии содержатся лишь оскорбительные высказывания в адрес создателей фильма, она не будет размещена на сайте
Рецензия во время проверки или по жалобе другого пользователя может быть подвергнута редакторской правкеисправлению ошибок и удалению спойлеров
В случае регулярного нарушения правил все последующие тексты нарушителя рассматриваться для публикации не будут
На сайте запрещено публиковать заказные рецензииПри обнаружении заказной рецензии все тексты её автора будут удалены, а возможность дальнейшей публикации будет заблокирована
Не могу не вспомнить, как Наталья Иванова пыталась осмыслить (в рецензиях на «Леди Макбет Мценского уезда» /1989/ и «Очарованного странника» /1990/) причину обращения режиссёров в «перестройку» к наследию автора, ранее вроде как не вызывавшего повышенного интереса у деятелей киноискусства. И, на мой взгляд, достаточно убедительно доказала, что ни Роман Балаян, ни, тем более, Ирина Поплавская так и не смогли передать истинный замысел, ограничившись поверхностной (с душком конъюнктурщины!) интерпретацией изложенных в литературных первоисточниках событий. «Не прост был Николай Лесков, и ларчики его произведений тенденциозному напору неорусофильских истолкований не поддаются», – приходила она (1) к неутешительному выводу… А что же в случае с иностранцами? Есть ли у творцов из других стран шанс неизбито и мало-мальски адекватно экранизировать сочинения, вышедшие из-под пера того, кого Лев Толстой называл «писателем будущего»? Вопрос отнюдь не носит академического характера – и в свете появления постановки Уильяма Олдройда приобрёл дополнительную актуальность. В данной связи уместно, думаю, привести в пример Анджея Вайду, хорошо знавшего и тонко чувствовавшего русскую классику, но всё-таки не добившегося признания «Сибирской леди Макбет» /1962/ (снятой почему-то на югославской киностудии Avala Film). Начинающему (имевшему в активе лишь три короткометражки) английскому коллеге польского мастера было проще в том отношении, что он сразу отказался живописать нравы, о которых имел смутные представления. И если, скажем, Акира Куросава блестяще перенёс в средневековую Японию действие шекспировского «Макбета» («Трон в крови» /1957/), то Уильям не без оснований решил, что в Англии в 1865-м году вполне могла найтись собственная «миссис Измайлова». Практика показала, что культурные и даже социально-экономические различия имели куда меньшее значение, нежели сходства в характерах двух женщин (Катерины и Кэтрин), в аналогичных житейских обстоятельствах раскрывающихся – деградирующих – идентично. Точнее, почти идентично… Многие зарубежные зрители (а лента достаточно неплохо идёт в кинопрокате, уже собрав порядка $2,8 млн. при бюджете £500 тыс.), вероятно, удивятся, узнав из финальных титров, что взято кинематографистами за основу. Фильм проще всего воспринять в качестве психопатологического триллера, отметив при этом умелое нагнетание саспенса – при строгих ограничениях в выразительных средствах. Особо выделим эпизод, когда Кэтрин, усадив за стол Анну, подчёркнуто спокойным тоном расспрашивает темнокожую горничную о её родных, видя, что та не находит себе места, поскольку слышит мольбу о помощи запертого пожилого хозяина, отравленного грибами. Вместе с тем восприятию картины в сугубо жанровом ключе мешает ряд аспектов. Олдройд и сценаристка Элис Бёрч вроде бы более откровенно, чем в очерке (повести?), затрагивают интимную сторону, намекая на сексуальные комплексы супруга. Вместе с тем режиссёр намеренно, надо полагать, свёл количество обнажённой женской натуры к минимуму – и вообще сделал всё, чтобы публику привлекал вовсе не знойный эротизм. Более того, он чётко даёт понять, что объяснение злодеяний сугубо меркантильными побуждениями любовников, расчётливо устраняющих тех, кто стоит на пути, будет недостаточным. Авторы киноверсии стараются передать ту же внутреннюю противоречивость людской натуры, которую тонко подметил Лесков. В какой момент Кэтрин отваживается переступить грань, выразив принципиальную готовность спустить на волю «всю свою звериную простоту»? Что здесь послужило предпосылкой, а что – глубинной причиной?.. Интуиция моментально подсказала Себастиану, что хозяйка обуреваема тайными желаниями, в которых стыдится признаться, наверное, и самой себе, и вскоре адюльтер перерастает в страстный роман. Вот только возвышенное чувство, грубо говоря, не вдохновляет на подвиги и свершения – стимулирует низменные, эгоистические мотивы. И трясина затягивает всё основательнее… Разница, как выясняется под занавес, только в одном. У писателя так и не раскаявшаяся Катерина горько поплатилась за прегрешения: хуже, чем каторга, оказалось предательство Сергея, с неизбежностью приведшее к трагической развязке. Постановщик же счёл, что мысль о неотвратимости наказания за совершённое преступление (нелишне вспомнить, что журнал «Эпоха», где было впервые опубликовано произведение, издавался Фёдором Достоевским с братом Михаилом) не прозвучит убедительно, покажется «наивной». То ли дело – если Кэтрин моментально отречётся от избранника, не совладавшего с совестью, и ловко переложит вину на ближних, включая несчастную Анну… Что это? Отличие воззрений английского (шире – западного) художника от убеждений художника русского? Или влияние новейшего времени, избавившегося-де от иллюзий относительно человеческой природы, отказавшегося от морали как от предрассудка прошлого?.. Взгляд героини (роль замечательно исполнила молодая актриса Флоренс Пью), задумавшейся над тем, что будет дальше, призывает к непростым размышлениям и нас. __________ 1 – Иванова Наталья. Вдохновенный люмпен-учитель жизни? // Советский экран. – 1991, № 9. – Стр. 10.