Рецензия на фильм Мектуб, моя любовь от Сергей Кудрявцев

Фильм «Мектуб, моя любовь: Песнь первая» Абдельлатифа Кешиша, французского режиссёра родом из Туниса, знаменательно начинается с двух эпиграфов о том, что Бог есть свет: из Первого Послания Иоанна и из Корана, а вот название появляется только в самом конце. Причём следует обратить внимание на то, что оно составлено практически на разных языках, поскольку «мектуб» - это «судьба» или «предназначение» по-арабски, выражение «моя любовь» дано в английской версии, как My Love, зато Canto Uno может означать «песнь первая» не только на итальянском, но и на испанском. Действие романа «Рана, настоящая» (пожалуй, именно так, несколько странно, следует перевести La blessure, la vraie) Франсуа Бегодо было демонстративно перенесено из Вандеи на юг Франции, в портовый город Сет на берегу Лионского залива, как и в ленте «Кус-кус и барабулька», и даже эпоху решил поменять Кешиш, вовсе не прельстившись 1979 годом, то есть временем своей юности, а зачем-то датировав августом 1994 года. Но ведь вполне мог выдать историю арабского парня Амина, лишь мечтающего стать сценаристом в кино, именно за собственную, почти автобиографическую, потому что вдобавок снабдил литературный первоисточник целым рядом сочных, пряных и действительно вкусных примет и деталей магрибского происхождения. Наверно, было бы проще всего воспринимать поведанный рассказ о поре молодости, любви, свободы, максимальной раскрепощённости, беспечного времяпрепровождения у моря, на танцах или в небольших ресторанчиках как раз в качестве ностальгического и в чём-то сентиментального признания в том, что уже безвозвратно минуло, как короткие летние каникулы, на которые Амин, вынужденный хоть кем-то подрабатывать в Париже, прибыл в город своего детства. Абдельлатиф Кешиш, вновь с невероятной естественностью и покоряющей органичностью создавая на экране мир непрекращающегося «праздника жизни», как и в некоторых прежних картинах, доводя чуть ли не до совершенства причудливую вязь мимолётных разговоров обо всём на свете и практически ни о чём, способен произвести обманчивое впечатление безрассудного и легкомысленного творца, мало чем отличающегося от собственного главного героя, который лишь набирается впечатлений и опыта, чтобы потом воспроизвести это на страницах сценария. Несомненное лукавство этого постановщика, нередко дававшее прежде о себе знать, с особой очевидностью - в «Увёртке» и «Жизни Адель», явно неслучайно соотнесёнными с классической традицией «мариводажа», то есть с сочинениями в духе Пьера Мариво, также следует сопоставить с иронической мудростью Эрика Ромера, подлинного наследника славных «игр любви и случая», породившего свои циклы «моральных историй», «пословиц и поговорок», а ещё «сказок времён года». Трудно не заметить в кешишевском «Мектубе» прихотливое соперничество со всевозможными ромеровскими «болтливыми баснями», пересказанными на современный лад. Высокое искусство французского диалога, которым владеет тунисец Абдельлатиф Кешиш, вряд ли уступит по мастерству написания, а главное - произнесения исполнителями, зачастую начинающими, тому способу парадоксального, продуманно-импровизационного «олитературивания» действительности, как в фильмах Эрика Ромера. Вот тут и подходишь к основной теме всего творчества Кешиша, который не перестаёт интересоваться, порою с одержимостью, как вообще соотносятся реальность и искусство, подлинное и выдуманное, ежедневные заботы и прекрасные иллюзии, текущая жизнь и несбыточные грёзы. Можно только платонически желать такую близкую и всё равно недоступную возлюбленную, лишь однажды несмело предложив ей попозировать в обнажённом виде для фотографий - и тоже не без отвлечённости и идеалистичности видеть себя в столь далёком киномире (о чём, по всей видимости, более подробно речь пойдёт уже в «Песне второй» данного повествования). Кстати, определение «песнь» (но не песня!), причём в итало-испанском написании, словно в такт звучащим фрагментам из классической музыки, в том числе ариям из опер, которые контрастируют с новомодными танцевальными ритмами, точнее соответствует жанру этого «сказания об Амине», ищущего свет повсюду, а ещё грезящего в комнате при закрытых шторах о свете кинематографа (интересно, что внезапно цитируется сцена с солдатом на фронте под воздействием веселящего газа из «Арсенала» Александра Довженко). Конечно, «свет поверх света» способен преподать один лишь Аллах, если ты - мусульманин. Но и от тебя самого наверняка зависит, насколько свет прорезывает тьму внутри твоей души и собственной судьбы.