Рецензия на фильм История одного назначения от Анна Кравченко

Постмодернизм – суровое направление мирового искусства. Он требует от художника изобретательности, тонкого чутья на предпочтения критиков, умения органично микшировать различные стили и жанры. Обычная экранизация классики? Этим никого сегодня не удивишь. Биография великого писателя? Видели, знаем. Давайте попробуем поработать на границе этих направлений. Сегодня этим занимаются многие писатели и режиссеры. В том числе, Авдотья Смирнова, режиссер и сценарист фильма «История одного назначения». Россия, 1866 год. Молодой гвардейский офицер, поручик Григорий Колокольцев (Алексей Смирнов), прожигает жизнь в лучших традициях разгульной жизни золотой российской молодежи (можете перечитать страницы романа «Война и мир» про Безухова, Долохова, медведя и квартального). Все очень похоже, только вместо медведя в фильме пострадал слон из зверинца, которого гуляки в погонах напоили шампанским. На следующее утро отец поручика генерал Аполлон Колокольцев (Андрей Смирнов) строго спрашивает сына: где ты был? Тот начинает рассказывать: после бала мы… Смирнова нам как бы подмигивает: вы же в школе это проходили, знаете, о чем сейчас будет? Отсылка к рассказу классика (написанному гораздо позднее, чем происходят события, показанные в фильме) понятна: тут будет про свинцовые мерзости русской военной жизни того времени. Смирнова нас не обманывает. Поссорившись с отцом и желая доказать ему, что из него выйдет неплохой служака, поручик Колокольцев просит начальство о переводе. Он отправляется к месту назначения в Тульскую губернию. В поезде он встречает… правильно, графа Льва Николаевича Толстого (Евгений Харитонов). И дальше начинается та самая постмодернистская амальгама: куски байопика знаменитого писателя чередуются с исторической костюмной драмой, насыщенной аллюзиями на произведения Толстого. Надо признать, сделано это на добротном профессиональном уровне. Без сомнения, Дуня Смирнова в школе была отличницей. По крайней мере, по литературе. Дух толстовских произведений она передает не без изящества. Вот сам Лев Николаевич. Он представляет собой своеобразную смесь из самого Толстого и его литературного прототипа из «Анны Карениной» Константина Левина. Будучи клоном Левина, персонаж выписывает суперпродуктивных черных свиней из Японии и подумывает о закупках гуано из Аргентины, мечтая разбогатеть как культурный хозяин. А вот перед нами непосредственно создатель Левина. Граф периодически пытается набить кому-то морду, потом догоняет супостата и по-христиански просит у него прощения. В этом эпизоде он учит деревенских детишек в школе. Его, разумеется, обожают. И, конечно, сцены из непростой семейной жизни графа: Софья Андреевна (Ирина Горбачева), как ей и положено, истерит по поводу и без оного, зато в критических ситуациях утешает любимого Левушку, напоминая мужу, что он – самый-самый. Сам же великий писатель сыплет тонкими психологическими наблюдениями: он знает, о чем сейчас думает его лошадь; от какого хозяина нужно брать охотничью собаку; как строить жизнь его молодому другу Колокольцеву. Все это делается очень старательно (и трафаретно), сразу чувствуется, что за плечами сценариста не одно школьное сочинение, удостоенное отличной оценки. А молодой Колокольцев – просто вылитый Николай Ростов. Сначала он юный и сильно пьющий идеалист. Участвуя в гвардейских шалостях, попадает в неприятную историю. И вот теперь он в заштатном гарнизоне. Здесь все не так, как в его мечтах. В конце фильма мы видим Николая… то есть, Григория, старательным служакой. Армейская косточка, папа генерал будет им гордиться. Как и водится в крупных произведениях Толстого, художественное полотно фильма заткано рисунками публицистических узоров. Что такое русский народ? Как можно его любить – всем скопом или в индивидуальном порядке? Но ведь Россия окружена врагами, зато весь православный социум, подобно солнечным лучам, пересекают нити, идущие от самого сердца государева. Закон суров, а император милостив. Казнить нельзя помиловать… И так далее. Извечный спор либералов с охранителями. Перекличка с современностью очевидна. Чью позицию разделяют создатели картины? Сказать с уверенностью сложно. С одной стороны, все прекрасно понимают, что в соответствии с исторической правдой граф должен выступить как зеркало русского либерализма, который пока еще блуждает на подступах к народничеству и еще не созрел до революции. А с другой стороны, обратите внимание на одного из продюсеров картины, хорошо известного мужа уважаемого режиссера и сценариста. В финале можно прочитать титры с благодарностью Роману Абрамовичу (в одном ряду с Борисом Гребенщиковым). Так что идеологическую чистоту соблюсти было явно нелегко. Но Смирнова грамотно выбрала время, в течение которого разворачивается действие фильма. 1866 год, царствование Александра II. Поэтому любые сравнения, которые могут возникнуть у зрителей, не будут обидными для нынешнего главы государства. Наоборот, это даже лестно: великий царь-реформатор, который возглавил страну после Крымской катастрофы. А у нас тут недавно триумф состоялся по поводу все того же полуострова. Воздав должное выдающемуся политическому чутью Смирновой, можно уделить толику внимания недостаткам картины. Самым большим разочарованием для меня стала даже не работа оператора, которую тоже отличает старательное школярство и неумеренное следование моде. Практически все задние планы профессионально выстроенных кадров расфокусированы до полной неразличимости. Как когда-то фотографы, работающие под импрессионистов, размазывали пальцем фотоэмульсию, так и современные операторы пытаются показать неразумному зрителю: вот сюда смотри! Не отвлекайся на ненужные детали! В результате через двадцать минут просмотра у меня просто началось головокружение. Но к этому еще можно притерпеться. Пройдет какой-нибудь десяток лет, и операторская мода поменяется. Печально другое. Смирновой элементарно изменяет художественный вкус. Фильм, на протяжении большей части которого выдерживаются те самые нужные толстовские интонации (да, назойливый психологизм, да публицистические фрагменты!), в финале скатывается к самой распопсовой достоевщине. Зачем, скажите на милость, было лепить христосика из спившегося растяпы писарчука Шабунина (Филипп Гуревич)? Для чего эти аляповатые евангельские аллюзии? Церковные покровы под сапогами бездушной военщины, живописная пейзанка, распростертая на могиле невинноубиенного военнослужащего? А должное растрогать до слез дамскую часть зрительской аудитории самоубийство одного из персонажей – просто ни в какие ворота не лезет! Будем надеяться, что Авдотья Смирнова все-таки сделает выбор в правильном направлении. А в качестве епитимьи ей можно посоветовать забросить подальше «Преступление и наказание» и снова перечитать «Войну и мир». Два раза. Включая батальные сцены. Не заглядывая в примечания к написанным по-французски фрагментам.