Рецензия на фильм Мысленный волк от Сергей Кудрявцев

После того, как Валерия Гай Германика сняла в возрасте всего лишь двадцати четырёх лет свою лучшую игровую картину «Все умрут, а я останусь» (хотя она во многом соответствует предшествующей документальной ленте «Девочки»), другие попытки вернуться в так называемый «большой кинематограф» оказываются неудачными («Да и да»), скандально прерванными (вместо задуманного «Ночника» по вольным мотивам сказки «Оле-Лукойе» был снят иной постановщицей Ольгой Субботиной безликий фильм «Закрой глаза») или средними по уровню, как новый «Мысленный волк». А вот в телесериальной сфере Германика творит вполне интересно и порою изобретательно, ища и, главное, находя контакт с широкой аудиторией. В кино же она всё-таки напрасно зацикливается на арт-хаусе - невразумительном по мысли или чересчур глубокомысленном, когда самой создательнице приходится объяснять, что она хотела снять, в то же время признавая потребность всё заново переделать. И ведь замысел «Мысленного волка» - из числа давно обдумываемых и лелеемых, если ещё осенью 2014 года Валерия Гай Германика сняла одноимённый видеоклип для группы «Смысловые галлюцинации», не только написала текст песни, но и лично сыграла, если можно так сказать, свою протагонистку, одержимую идеей, частично позаимствованной в сочинениях Иоанна Златоуста. Германика обращалась с просьбой о написании сценария к нескольким авторам - и в итоге согласился это сделать Юрий Арабов, который всегда был склонен к тому, чтобы обнаруживать в окружающей действительности или на материале прошлого некую тайную, сокрытую от многих посторонних, подчас загадочную и мистическую суть всего сущего. И, казалось бы, оба вполне удачно нашли друг друга, чтобы создать неоднозначную и провоцирующую на долгие размышления картину о внутренних страхах психоаналитического плана, которые могут преследовать человека и порою будто материализоваться в той или иной форме, пугая ещё сильнее. Вот как раз реальное воплощение на экране этого самого «мысленного волка» можно посчитать наиболее разочаровывающим, поскольку невидимое и неосязаемое способно куда мощнее воздействовать на психику, угнетая и подавляя. А ещё не сошлись Германика и Арабов в понимании «силы слова» и в нахождении необходимого экранного эквивалента для выражения слишком литературного стиля, что особенно заметно в весьма пространных диалогах матери и дочери во время их бесконечного блуждания по лесу или уже в доме на хуторе с многозначительным названием Небылое. Постановщица увереннее и лучше ориентируется там, где не нужны никакие слова, а образы, которые можно интерпретировать по-разному, говорят больше и воздействуют впечатляюще, как это видно в символическом прологе, словно знаменующем обряд воскрешения человека и возвращения к бытию на этом свете, и в финале ленты, когда дочь, вновь покинувшая свою мать, которая осталась пребывать словно на пороге между двумя мирами, воспринимается чуть ли не в качестве новоявленной Мадонны, долго едущей в электричке с ребёнком на руках. Надо думать, она смогла наконец-то избавиться от химер, порождённых сном её разума.