Рецензия на фильм Фокстрот от Сергей Кудрявцев

Судя по первым сценам израильского фильма «Фокстрот», который был создан в копродукции с компаниями из Германии, Франции и даже всегда нейтральной Швейцарии, когда потрясённые родители тяжело переживают смерть своего сына Йонатана, «павшего при исполнении воинского долга», хотелось дать рецензии на эту картину намеренное название «Сила воды» - как бы в пику дурацкой американской ленте «Форма воды», получившей главную премию на Венецианском кинофестивале. А вот «Фокстрот» более заслуживал это, хотя и Большой приз жюри - тоже высокая награда. Но режиссёр Самуэль Маоз уже был лауреатом в Венеции за свой дебют в игровом кинематографе - «Ливан», который во многом был основан на его личном военном опыте во время вооружённого конфликта в Ливане в 1982 году. И, возможно, жюри решило, что повторно присуждать главную премию за всего лишь вторую картину Маоза - это перебор. Однако «Фокстрот», снятый через восемь лет после «Ливана», представляется более изощрённо придуманным и изобретательно воплощённым, но опять же при крайнем минимализме выразительных средств, словно вновь клаустрофобно, пусть действие не ограничивается интерьерами квартиры семейства Фельдман, а ещё имеются эпизоды армейских будней их сына Йонатана, который служит на каком-то затерянном блокпосте среди открытых пространств на севере Израиля. Сюжетная конструкция этой ленты построена вроде как по принципу движений в некогда модном танце под названием фокстрот: два шага вперёд, потом в сторону, после этого два шага назад и ещё раз в сторону. Суть фокстрота сначала объясняет своим трём сослуживцам Йонатан, а в финале это делает его отец Михаэль, затем танцуя с собственной женой Дафной. События в экранном повествовании действительно следуют друг за другом именно в такой замысловатой комбинации, что может кого-то сбить с толку, как будто что-то пропустили в рассказываемой истории или же смонтировали неправильно. А в кинематографическом плане проделывает своеобразные «танцевальные па» камера, панорамирующая туда-обратно, и ещё удивляют верхние ракурсы, особенно непривычные в закрытом помещении. Наверно, за счёт этого создаётся впечатление некоего стороннего наблюдения за происходящим - вряд ли Всевышнего, поскольку отец семейства провозглашает: «Мы же атеисты!». Но вот сила судьбы однозначно даёт о себе знать - и не единожды, если вспомнить не только то, что случается в настоящем, а ведь ещё возникает в рассказах о минувшем, порой проиллюстрированных комиксовыми рисунками, чем увлечён Йонатан даже в армии. Хотя звучит за кадром вовсе не фрагмент из оперы «Сила судьбы» Джузеппе Верди, а четвёртая часть пятой симфонии Густава Малера, памятная всем ценителям кино по «Смерти в Венеции» Лукино Висконти, тема неотвратимой гибели как бы витает над родом Фельдманов - и если кому-то удаётся избежать предначертанного, то смерть обязательно настигает других близких или же лишает, например, трезвой памяти мать Михаэля, впавшую в острую психическую депрессию после возмутительного поступка сына, который в подростковом возрасте обменял ценный свиток деда на журнал «Плейбой». Как ни странно, и Йонатан оказывается косвенным соучастником случайной гибели нескольких людей тоже из-за красивой девушки - и можно ли считать расплатой за это, что ему предстоит умереть не менее нелепо?! Нелогичность и абсурдность действительности, особенно точно и явственно подчёркнутое в армейских сценах (мало где в фильмах так лаконично и одновременно сюрреалистично выражена идиотская сущность службы в войсках, тем более ведущих «психологическую войну» с неизвестным противником, как говорят об этом сами солдаты на никому не нужном пропускном пункте в пустынном месте), вообще-то присуща мирной городской жизни тех, кто считает себя вполне преуспевающими. Но всё может разрушиться в один миг - и даже дважды. Вперёд и в сторону, назад и в сторону. Человек возвращается, казалось бы, в исходную точку. Но он уже не тот, что прежде. И жизнь поломалась. И мир треснул. Стакан воды, выпиваемый ровно через каждый час, вряд ли поможет вернуть былое психическое равновесие. Танец смерти ныне зовётся не танго, а фокстротом.