Рецензия на мультфильм Мирай из будущего от Сергей

Американская киноакадемия не жалует японскую анимацию, и каждый раз, когда та всё же добирается до оскаровского листа, это маленькое, да событие. Такая нелюбовь, в общем-то, вполне понятна: уж слишком отличается подход к анимации, слишком специфичны, странны, непонятны азиатская культура и менталитет рядовому западному зрителю. Но тем страннее, что из всех японских аниматоров именно Мамору Хосоде пришлось так долго ждать признания академии. Уж что-что, а его творчество нелюбимой европейцами «японщиной» точно не отдаёт: оно абсолютно универсально, это почти по-диснеевски мягкое кино, за всё хорошее против всего плохого. А ещё обманчиво тонкое — мало кто, как Хосода, способен так умело держаться на рискованной грани между чувственной наивностью и откровенной карамелью. Вот только в «Мирай» он ближе, чем когда-либо, подошёл к тому, чтобы с этой самой грани сорваться. Хосода сменил фокус с подростков на совсем маленьких детей, и в его привычной нравоучительности начали проступать губительные снисходительные нотки. Комедийная эксцентрика здесь часто выглядит нелепо — как будто автор намеренно пытается угодить маленькой аудитории, чем раньше он совершенно не страдал. Притчевое повествование порой заметно буксует на месте — главному герою последовательно показывают сценки из жизни почти всех известных ему близких родственников, учащих, в общем-то, одному и тому же. Такое лексическое повторение, может, и простительно — учитывая, что в конце Хосода таки уводит историю во вневременные, почти эпические рамки (между делом игриво цитируя собственную «Девочку, покорившую время»). Но до этого заевшая пластинка морализаторского «бу-бу-бу» неслабо ломает динамику нарратива. Возможно, проблема ещё и в том, что в «Мирай» — кажется, впервые у Хосоды — бытовая и фантастическая части истории не сильно ладят между собой. Если первая — изящное бытописание, невероятно детальное и человеколюбивое, то вторая — те самые сновидческие, местами фантасмагоричные притчи, очевидно рассказанные с перспективы детского взгляда. И то, и то Хосода выполняет прекрасно, но частые тональные скачки «Мирай» совсем не красят: как будто посреди фильма Хидетаки Корээды тебе включают Терри Гиллиама для самых маленьких — а потом обратно и по кругу. В неудачные моменты Хосода остаётся удивительно чутким режиссёром: мало кто в мире так хорошо чувствует детей и умеет работать с их мироощущением. Главный герой — редкий случай, когда капризный, плаксивый ребёнок на экране совсем не раздражает: все его эмоции, какими бы чрезмерными они ни были (что поделать, возраст), нам абсолютно понятны. Хосода кропотливо орудует характерами и эмоциями, ему мало прочитать мораль — он отлично понимает, что беззубый плакат на детях работает ещё хуже, чём на взрослых. «Мирай» без лишней манипуляции играет с радостями и страхами аудитории и чаще работает с подсознательным, чем проговаривает тезисы вслух (хотя и не без этого). Со страхами, к слову, вообще очень интересно — как минимум один момент из «Мирай» страшнее, наверное, половины прошлогодних хорроров. От пары скримеров сердце тут может прихватить даже у самого заядлого жанрового зрителя — особенно потому, что их от детского мультфильма меньше всего ждёшь. Можно легко представить, как после жутчайшего эпизода на вокзале озлобленные родители уводят своих детей из зала, крича вслед экрану что-нибудь про сбрендивших японцев. Но никто, конечно, не сбрендил, и с головой у Хосоды получше прочих — просто он, в отличие от кондовых диснеевцев, не сюсюкает, а действительно говорит с аудиторией на одном языке. Иначе бы ему никак не пришло в голову сделать эпизод о том, как Кун не может найти маму в толпе женщин похожей комплекции и цвета волос — такой понятный каждому страх, даже странно, что его мало кто догадался эксплуатировать раньше. И как бы порой ни оступался Хосода, «Мирай» едва ли выбивается из его в целом ровной фильмографии. Общий тон которой он идеально подвёл во всё той же «Девочке, покорившей время» — конкретно в образе таинственной картины, что так сильно хотел увидеть посланец из других времён. Вот вроде и ничего особенного на ней нет, и слишком просто всё, и штрихи все знакомые — но вот смотришь, и как-то спокойно становится, хорошо, уютно.