Рецензия на фильм Близнецы от Евгений Нефёдов

Англоязычное название очень сложно перевести на русский, точно передав всё богатство смысловых оттенков. И, на мой взгляд, не следует негодовать по поводу того факта, что российский прокатный вариант ассоциируется отнюдь не с хоррорами, а с кинокомедиями. Если у нынешних поколений зрителей и не на слуху замечательное юмористическое кинопроизведение Константина Юдина, снятое в победном 1945-м году, то картиной, в которой составили уморительный тандем мускулистый гигант Арнольд Шварценеггер и пронырливый коротышка Дэнни Де Вито, наверняка насладились многие. А между тем самое время вспомнить, что именно из-за Айвана Райтмана Дэвид Кроненберг, приступая к съёмкам киноверсии романа «Близнецы» /1977/ Бэри Вуда и Джека Гизлэнда, был вынужден переименовать свою ленту. Постановка Брэндона Кристенсена имеет, строго говоря, мало общего со «Связанными намертво» /1988/ (или «Вылитыми копиями»), но на сеансе всё равно возникают ассоциации с творчеством его прославленного старшего коллеги, которого всегда интересовали изменённые состояния сознания, порождающие галлюцинации и вместе с тем – открывающие человеку дополнительные возможности. Впрочем, не будем забегать вперёд. В последние годы, в свете очередной волны интереса к жанру, экраны заполонила нечисть разного калибра. В этом смысле авторы далеко не оригинальны, поскольку следуют сформировавшейся моде (так во всяком случае кажется поначалу). Пролог не обещает ничего экстраординарного. Мэри, родившая первенца, познаёт радости материнства, пока благоверный Джек прилагает максимум усилий, чтобы обеспечить семье безбедное существование, частенько отсутствуя дома. Понятно и беспокойство женщины, опасающейся, как бы с маленьким Адамом чего-нибудь не приключилось. К сожалению, режиссёр, также написавший сценарий (совместно с Колином Минихэном), довольствуется стандартным набором приёмов нагнетания саспенса. Молодой маме внушают беспокойство жуткие звуки, доносящиеся из так называемой радионяни (или детского монитора – устройства, позволяющего услышать плач ребёнка, находясь в другой комнате). Естественно, по прибытии на место она никого там не обнаруживает. И пугающий незнакомец, чьей силуэт женщина видит в темноте, на поверку оказывается заботливым супругом, вовсе не хотевшим испугать дражайшую половину… Наконец, сам малыш, мирно спавший в кроватке, никуда не исчез. Обстановка резко меняется в тот момент, когда Мэри догадывается, что схлестнулась со сверхъявственными силами, настроенными очень агрессивно. Возможно, это тоже – не самый экстраординарный фабульный ход, но, бесспорно, способствует нарастанию ужаса. Ужаса, выходящего за бытовые рамки… Актриса Кристи Бёрк неплохо передает душевные терзания матери, столкнувшейся с феноменом, не умещающимся в привычные стереотипы, однако не сникающей духом, даже отдавая себе отчёт в том¸ каково иметь дело с демонами. Можно было б, конечно, придумать что-нибудь позатейливее, чем поиск героиней заметок в прессе о похожих инцидентах – с последующей поездкой к участникам печального происшествия. Но здесь поневоле внушают трепет сами обстоятельства, когда простому смертному приходится противостоять бесплотному злу, проявляющемуся (с позволения сказать, выходящему на связь) весьма туманным образом. Не обнаруживаемому никем больше! Ситуация усугубляется после того, как ей становится понятно, что доступен единственный способ спасти ребёнка – принести в жертву чужое дитя. Именно возникшая моральная дилемма и становится по-настоящему интересной. В принципе, авторы имели полное право ограничиться этой, инфернальной линией, получающей новое – нравственное – измерение. Но появление персонажа в исполнении не кого иного, как Майкла Айронсайда должно послужить для внимательных зрителей если и не тревожным звоночком, то точно – прозрачным намёком. Все же прекрасно помнят первую «звёздную» роль, исполненную этим харизматичным актёром в «Сканнерах» /1981/, что, кстати, косвенно подтверждает и неслучайность ассоциаций с кроненберговским творческим наследием. Причём доктор Нилсон прямо говорит о том, что налицо – симптоматика послеродового травматического синдрома. И по мере того, как развёртываются экранные перипетии, сомнений закрадывается больше и больше. Люди, занимавшиеся исследованием (хотя бы на поверхностном, любительском уровне) скрытых резервов нашей психики, тут же вспомнят о древней – восходящей к Сократу – идее индивидуальных «даймонов». На поверку эти самые «даймоны» – вовсе не демоны в привычном, религиозно-мистическом смысле, но сущности, неотделимые от личности, таящиеся в глубинах подсознания или же (здесь уже всплывает фигура Карла Густава Юнга) коллективного бессознательного. С такой оговоркой и финальный сюжетный поворот вовсе не покажется странным… Постановка Кристенсена, безусловно, остаётся в рамках жанровых канонов, однако заявленная двойственность подхода позволяет выйти на более широкие обобщения. Мотив влияния, оказываемого братом-близнецом на судьбу «близких», даже несмотря на то, что он… не родился, уступает место ещё одной, не менее глубокой мысли. Кто бы мог подумать, что в XXI веке получит развитие концепция Отто Ранка, ученика и последователя Зигмунда Фрейда (1)!.. Идея о так называемой травме рождения – об «основной травме», определяющей поведение человека чуть ли не на протяжении всей жизни (как минимум, служащей причиной возникновения неврозов), приобретает новое, неожиданно любопытное звучание. И вправду сложно не согласиться с озвученным (пусть озвученным как бы невзначай, мимоходом) замечанием о том, что ничто не проходит скрытно – что всё так или иначе оставляет свой след, а то и наносит кровоточащую рану… Впрочем, справедливости ради не могу не отметить, что как раз заключительные кадры воспринимаются избыточно пафосными, невольно снижая общее впечатление от по-своему неглупой и эмоционально трогающей кинокартины. __________ 1 – К слову, основатель психоанализа существенно расходился по обозначенному вопросу со своим учеником.