Любой может найти для себя суеверие. Как одни верят в помощь талисманов, так другие видят проклятие в воображаемых свойствах обычных вещей: встал не с той ноги, вошёл не в ту дверь или снова надел костюм, в котором раньше имел одни неприятности — так что идея этого фильма лежала на поверхности, и, ухватившись за неё, режиссёр решил, что ему для дела этого хватит.
Суеверный страх поднимается от ложной связи, которую Стрикленд создаёт умышленно совмещая внезапные напасти покупательницы с появившейся в доме обновкой, — таким образом назначая платье виновницей всех бед неудачницы Шейлы, перед тем рассказав о невезучести его хозяйки, у которой и с личным разорвалось, и и на работе не крепко связалось.
Используя удобный момент, режиссёр искусственно нагнетает давление, используя затянутый кадр, паузу или выбирая для акцента напряжённый музыкальный момент, откровенно манипулируя жанровыми инструментами, сжимая кольцо ожидания, либо прибегая к внезапности, которая перестаёт быть неожиданностью, поскольку, не отойдя далеко от начала, выясняется, что кино не имеет сюжета и даже в нём не нуждается.
Стрикленд на полпути бесцеремонно меняет половину своих героев, живо переключаясь на новых жертв невезения, над которыми по-прежнему витает кровавое полотнище вездесущего платья, взятого в бутике и возвращающегося в него снова, чтобы режиссёр смог поглумиться над коварством продавцов и ничтожностью покупателей, задействовав арсенал собственноручно изготовленных символов, представляя людей манекенами, а манекенов — дошедшими до точки людьми, покрывая абсурд красками словоблудия, кромсая ножницами диалогов безнравственность деловых позиций, жонглируя техникой, без заботы о единстве идеи и целостности истории.
В порыве сатирической активности режиссёр теряет чувство меры, превращаясь из творца в деятеля, которому приспичило высказаться на тему, и, захлёбываясь, он перескакивает с одного на другое, увлечённый созданием визуальных абстракций белой ниткой сшивая фрагментированную ткань своей картины, моделируя ужасы социальных связей, производственных отношений и личной жизни, соединяющиеся в фантасмагорию профессионального эксперимента, который Стрикленд ставит над своими зрителями, предлагая им вытерпеть кошмар своего произведения, потому что оно кошмарно, а не оттого, что оно сеет некий кошмар.
3
,2
2018, Ужасы
113 минут
Правила размещения рецензии
Рецензия должна быть написана грамотным русским языкомПри её оформлении стоит учитывать базовые правила типографики, разбивать длинный текст на абзацы, не злоупотреблять заглавными буквами
Рецензия, в тексте которой содержится большое количество ошибок, опубликована не будет
В тексте рецензии должно содержаться по крайней мере 500 знаковМеньшие по объему тексты следует добавлять в раздел «Отзывы»
При написании рецензии следует по возможности избегать спойлеров (раскрытия важной информации о сюжете)чтобы не портить впечатление о фильме для других пользователей, которые только собираются приступить к просмотру
На Иви запрещен плагиатНе следует копировать, полностью или частично, чужие рецензии и выдавать их за собственные. Все рецензии уличенных в плагиате пользователей будут немедленно удалены
В тексте рецензии запрещено размещать гиперссылки на внешние интернет-ресурсы
При написании рецензии следует избегать нецензурных выражений и жаргонизмов
В тексте рецензии рекомендуется аргументировать свою позициюЕсли в рецензии содержатся лишь оскорбительные высказывания в адрес создателей фильма, она не будет размещена на сайте
Рецензия во время проверки или по жалобе другого пользователя может быть подвергнута редакторской правкеисправлению ошибок и удалению спойлеров
В случае регулярного нарушения правил все последующие тексты нарушителя рассматриваться для публикации не будут
На сайте запрещено публиковать заказные рецензииПри обнаружении заказной рецензии все тексты её автора будут удалены, а возможность дальнейшей публикации будет заблокирована
Любой может найти для себя суеверие. Как одни верят в помощь талисманов, так другие видят проклятие в воображаемых свойствах обычных вещей: встал не с той ноги, вошёл не в ту дверь или снова надел костюм, в котором раньше имел одни неприятности — так что идея этого фильма лежала на поверхности, и, ухватившись за неё, режиссёр решил, что ему для дела этого хватит. Суеверный страх поднимается от ложной связи, которую Стрикленд создаёт умышленно совмещая внезапные напасти покупательницы с появившейся в доме обновкой, — таким образом назначая платье виновницей всех бед неудачницы Шейлы, перед тем рассказав о невезучести его хозяйки, у которой и с личным разорвалось, и и на работе не крепко связалось. Используя удобный момент, режиссёр искусственно нагнетает давление, используя затянутый кадр, паузу или выбирая для акцента напряжённый музыкальный момент, откровенно манипулируя жанровыми инструментами, сжимая кольцо ожидания, либо прибегая к внезапности, которая перестаёт быть неожиданностью, поскольку, не отойдя далеко от начала, выясняется, что кино не имеет сюжета и даже в нём не нуждается. Стрикленд на полпути бесцеремонно меняет половину своих героев, живо переключаясь на новых жертв невезения, над которыми по-прежнему витает кровавое полотнище вездесущего платья, взятого в бутике и возвращающегося в него снова, чтобы режиссёр смог поглумиться над коварством продавцов и ничтожностью покупателей, задействовав арсенал собственноручно изготовленных символов, представляя людей манекенами, а манекенов — дошедшими до точки людьми, покрывая абсурд красками словоблудия, кромсая ножницами диалогов безнравственность деловых позиций, жонглируя техникой, без заботы о единстве идеи и целостности истории. В порыве сатирической активности режиссёр теряет чувство меры, превращаясь из творца в деятеля, которому приспичило высказаться на тему, и, захлёбываясь, он перескакивает с одного на другое, увлечённый созданием визуальных абстракций белой ниткой сшивая фрагментированную ткань своей картины, моделируя ужасы социальных связей, производственных отношений и личной жизни, соединяющиеся в фантасмагорию профессионального эксперимента, который Стрикленд ставит над своими зрителями, предлагая им вытерпеть кошмар своего произведения, потому что оно кошмарно, а не оттого, что оно сеет некий кошмар.