Рецензия на мультфильм Снежная королева от Евгения Сопко

Я всё равно не отдам тебя ей Из томика сказок вылезает, будто посмеиваясь над гордыней сказочников, что присваивают себе авторство чудес, забавный человечек, неуклюжий и грациозный одновременно. Это Оле-Лукойе, существо, навевающее сновидения – для этого у него два магических зонтика, один для светлых снов, другой – для кошмаров. Великодушно считая каждого зрителя достойным, человечек раскрывает пёстрый зонтик… и вводит нас в сочный, тёплый мир, маленький рай одного детства. Одного на двоих. Мягкие движения, солнечные краски, голоса детей, мальчика и девочки, полных простых и искренних чувств друг к другу. Это не широкий мир, а мирок, но этот мирок так чист, так удобен для путешествий вдвоём не вширь, но вглубь, что нужно не иметь сердца, чтобы грубо вторгнуться в него. Нечисть сердца и не имеет. Она не умеет созидать – только ломать. Оттого скоро в порыве злобы и зависти будет разбито волшебное зеркало, а его осколки убьют в маленьком человеке почти всё человеческое. Какое счастье, что на свете есть настоящая любовь… Ханс Кристиан Андерсен, великий человек с малым опытом жизненного везения и надломленным сердцем, действительно умел любить, коль скоро создавал совершенные, глубокие и горькие повествования о жертвенности и эгоизме, о любви истинной и обманной, о правде и заблуждении. Одна из таких сказок – о Снежной королеве – ещё и о том, как каменеет сердце, теряющее детскую простоту, соблазнённое гордыми мечтами. Снежная королева – не только зло, управляющее убивающим морозом, знакомым жителям северных стран, – это ледяной суккуб, существо, смущающее мужчин с самого детства, притягивающее внешней красотой, скрывающей внутренний ужас, и обещанием избранности, оборачивающимся вечным пленом безумия и иллюзий. Снежная Королева - символ диавольской, романтической любви, которой чужда нежность, жертвенность, сердечный покой, простота и тепло отношений. Она - цель, но цель ложная и фальшивая. Можно, наверное, только представить себе, как озарила однажды режиссёра-мультипликатора Льва Атаманова идея воплотить эту удивительную сказку, столь близкую по духу, по насыщенности эмоциональными всплесками, по богатству подтекстов и податливости своего материала фантазиям «Золотой антилопе» и «Аленькому цветочку», его лучшему из сделанного тогда. Как продумывал каждую деталь, составляя свой, режиссёрский сценарий, как заражал радостью всю команду, работавшую с ним. Сам рисовавший неважно, он умел подбирать талантливых людей и увлекать их – в команде рисовавших «Снежную королеву» работал среди прочих Федор Хитрук, художниками-постановщиками были корифеи Шварцман и Винокуров. Режиссёр же поистине колдовал, словно складывая из стёкол калейдоскопа волшебный мир действа, берущего в плен с первых секунд с не меньшим успехом, чем тот, с каким волшебница таинственного сада похитила однажды бедную Герду. Его подмастерья – мастера! – по его воле создавали эти точки действия, сияющие ярче сокровищниц: мерцающие в ночи цветы сада, ледяные торосы, вдруг оборачивающиеся зубцами замка, бесконечные анфилады королевского дворца… Его фантазия управляла нарисованными актёрами, и они становились живыми: уморительно морщился и выделывал невероятные трюки оказавшийся таким маленьким рассказчик Оле-Лукойе, соединявший эпизоды и дававший вздохнуть ошеломленному развитием событий зрителю; Герда, не вырастая, как в книге, к концу пути неуловимо взрослела, оставаясь тою же кроткой, обманчиво простоватой, открытой и доверчивой, но становясь необоримо сильной. В ногах рисованной девочки чувствовалась усталость, во всей фигурке – напряжение пути, которое она сама, не думавшая никогда о себе, казалось, не замечала. Невидимая борьба происходила в душе маленькой разбойницы, финал её метаний, внезапный ласковый жест и неожиданное «пожалуйста» были редчайшим попаданием в цель. Милый юмор смягчал трагические ноты: чего стоила пара высочеств, спавших в коронах, – добрый и храбрый принц со нестереотипной внешностью и смешная сентиментальная принцесса; или пара ворон, общавшихся друг с другом тоном усталой примы и влюблённого стареющего франта; забавные простаки с городских улочек, трусливые кучеры. Удивительные детали вкраплялись в полотно мультфильма: ласковый, вкрадчивый голос Снежной королевы чаровал, но все чары перечёркивало упавшее крестиком тельце заледеневшей птицы, из-под которого пищали осиротевшие птенцы. Круговерть тьмы, снега и звёзд вдруг оборачивалась зонтом в руках Оле; раздвигались на пути лодки мягкие зелёные занавеси зарослей, похожие на локации «Золотой антилопы». Ледяной дворец представал перед Гердой, кажется, в момент её смерти. В ткань вплетались стихи Заболоцкого, музыка; всё играло на пределе сил, в том числе голоса. Этот свежий, вечно девичий голос Янины Жеймо, нарисовавший великую душу кроткого существа, Герды, подлинного сокровища, чья любовь не обещающе ярка, но и не мимолетна. Добрый и прощающий – бабушки, старого ангела-хранителя детского счастья; дерзкий, капризно-залихватский, изо всех сил циничный – мятущейся маленькой разбойницы; отмеренные, словно самою Судьбой, слова старой финки – величественные, выпуклые, сильные, высвечивающие весь смысл происходящего. Говорящему ворону дал свой тембр и своё обаяние блестящий комик Сергей Мартинсон… Старые советские мультфильмы – билет в прошлое, где переливались, излучая тепло и боль, эти прекрасно поставленные голоса актёров старой школы, вахтанговцев и мейерхольдовцев, театра сатиры и Центрального детского, где одними нюансами, оттенками, модуляциями вырисовывались характеры. В ансамбле «Снежной королевы» солировала Мария Бабанова, модель облика и голос заглавной героини. «Из ослепительного, сверкающего льда, и, однако, живая», ледяная дева, не слишком пугая, но выглядя слишком "взрослой", на той грани, где шаг до смерти, контрастировала с тёплыми, нежно-«игрушечными», сказочными и всё же кажущимися из плоти и крови «смертными». Она вышла отталкивающей и притягательной одновременно, обладающей невероятной и пугающей своей жестокой женственностью. Поистине волшебство, не иначе, в том, что она, возвышаясь надо всеми героями, заранее выглядит обречённой, вызывая если не сострадание, то какую-то сказочную, глубокую и мистическую печаль. Её голос, удивительно томящий, проникающий осколком в самое сердце, искушающий и при этом холодно блестящий, как металл или отполированная льдина, невозможно забыть. Невозможно забыть сцены, кажется, вынимающие сердце из груди, сцены, прославляющие величие человека, неоспоримое превосходство добра над злом, любви над страстями, совести над бессовестностью. Большинство из них связано с Гердой, за спиною которой поистине, чего не могли изобразить в советском мультфильме, могли идти в бой Ангелы. Но, может быть, действительной кульминацией стала сцена «отречения» Кая, почти евангельского, троекратного, мистического. По настоянию Королевы мальчик отрекается от Радости и Красоты во имя пустой формы; но он не может забыть Любовь, имя Герды словно исторгается с болью из отравленного сердца. И эту давнюю картину, может быть, стоит смотреть даже ради этого момента: настолько внезапно и правдиво говорят нам все её создатели о том, что человеческое сердце не безнадёжно, что, даже испорченное, оно умеет верить и помнить собственную чистоту, и о том, что это – прекрасно, а иначе – гибельно. Слишком многого стоит этот трепетный высокий оптимизм, который, хоть и создан на вырост, – возраста и души, – но обязателен к принятию в сердце. Иначе… туда того и гляди проникнет ледяной осколок.