Фильм Оставивший свет...

Фильм посвящён театральному деятелю Владимиру Агееву. Сам Владимир рассказывает о своей семье. Никто из его родных не был связан с театром, лишь мама увлекалась пением в хоре. В конце школы Владимир немного участвовал в самодеятельности, но не придавал этому значения. Напротив, скорее в боксе, в котором юный Владимир преуспел, можно было достичь каких-то видимых результатов. И только после окончания института наш герой пошел в театральную студию.

Школа Анатолия Васильева. Рассказ ведёт однокурсник Владимира — Игорь Яцко. Они познакомились, когда их преподаватель задал своей группе сыграть диалоги Платона. Игорь и Владимир стали вместе репетировать и в итоге у них получился успешный номер. Актер Алексей Багдасаров рассказывает об уверенности Владимира, что тот станет режиссером. К четвертому курсу школы Васильева Агеев, по его словам, изменился полностью. И для самого Васильева это было неожиданностью — в конце обучения Владимир стал самостоятельным и, по сути, превратился в его «наследника». Он унаследовал режиссерский словарь, практику и стиль.

Кинорежиссер Звягинцев в молодости услышал от знакомых, что Владимир хочет поставить спектакль по роману Кортасара, и он захотел сыграть там. На главную женскую роль взяли актрису Ирину Гриневу. В итоге они все втроём усердно трудились над постановкой. После этого спектакля Агеев пригласил поработать с ним Багдасарова над другим произведением — «Месяц в деревне».

Актер Ростислав Хаит вспоминает, как режиссер Петреиков пригласил Агеева на постановку как актёра, и Владимир сыграл блестяще. Также его актерский талант подтверждает и Алексей Багдасаров, рассказывая о спектакле «Минетти».

Драматург Александр Гельман вспоминает успешный опыт работы с Агеевым. Анатолий Васильев отмечает сильный характер и мужество Агеева. Режиссер Эдуард Бояков отмечает спектакли Владимира «Месяц в деревне» и «Антигону», а Звягинцев вспоминает, как проходили репетиции. Багдасаров рассказывает о памятке артиста, разработанной Владимиром. Затем Звягинцев объясняет то, чему научила его работа с Агеевым — за каждым литературным произведением, за каждым героем стоит сакральный, часто скрытый, миф, который необходимо раскрыть.

По словам Багдасарова, Владимир всегда очень тщательно разбирал материал, который попадал в его руки. При этом у Агеева выходили абсолютно оригинальные, какие-то «свои» спектакли. Агеев не боялся браться за классику, так и за современные произведения. Игоря Яцко удивляет, что при внешней скромности, у Агеева выходили яркие постановки, а Звягинцев считает его своим учителем.

Гринева и Звягинцев вспоминают благоприятную атмосферу, которую создал Агеев для актеров при постановке «Месяца в деревне». После того как Звягинцев отделился от труппы, Агеев стал искать новые пути для самовыражения. Гринева заявляет, что для Владимира каждый его спектакль был как новое высказывание. Гельман и Бояков рассуждают о поиске максимальной свободы и раскованности в этих новых постановках. Для Гельмана важно то, что Владимир угадывал в артистах способности и развивал их. Также важно, что Агеев мог поставить и нечто сюрреалистическое, и произведения реализма. При этом в реалистическом всегда присутствовала нотка чего-то неожиданного, воображаемого.

В театре Боякова Агеев поставил несколько спектаклей. Началось все с произведения «Девушка и революционер», в котором сыграли Евгений Стычкин и Агния Кузнецова. Потом был второй спектакль «Коммуниканты». В нем Бояков отмечает потрясающую игру актера Каморзина.

Константин Райкин познакомился с творчеством Агеева на спектакле «Пленные духи». Он отмечает прозрачность, трогательность, ироничность постановки. При этом на сцене играл сам Агеев, заменяя одного заболевшего артиста. После этого Райкин пригласил его в свой театр Сатирикон для постановки. Владимир решил ставить «Маскарад» Лермонтова. Но Райкин считает, что спектакль не получился, от чего, по его словам, не застрахован ни один режиссер. Ирина Гринева уверена, что несмотря на неудачу, в постановке обязательно найдется сцена, которая пронзит зрителя. В то же время «Маскарад» очень понравился Звягинцеву, который им вдохновился.

Багдасаров считает, что Владимир был абсолютно свободен, и не боялся ничего. Его метод был простым — погружение в материал, своя оценка и донесение до актера. В итоге получалась глубокая философская работа. Он умел сказать точное слово, которое ставило все на свои места. Багдасаров отмечает, что Агеев не был режиссером-диктатором, а наоборот человеком мягким, несмотря на боксерское прошлое. Сам Владимир сравнивает свободных людей с «солью земли».

Далее Багдасаров считает, что спектакли Агеева были про красоту. Он уверен, что в спектакле Агеева «Саломея» нет мрака, и у него эта постановка вызывает только светлые чувства. Агеев требовал актеров полностью отдаваться спектаклю, его идее.

Владимир рассказывает о постановке произведения «Серсо» Виктора Славкина вместе с его учителем Анатолием Васильевым. Гельман уточняет, что и до этого спектакля на Таганке уже играли успешную постановку «Серсо». Но Агеев справился и тут да так, что сам Виктор Славкин, который на тот момент уже был глубоко болен, высоко оценил работу.

Бояков с первых минут знакомства с Агеевым почувствовал в нем ответственного человека и профессионала. Далее он сетует, что в русском театре не хватает таких «мужиков». По словам Гельмана, Владимир никогда не позволял себе говорить плохо о ком-либо. Звягинцев не может называть ни одной нехорошей черты в характере Агеева. Для Райкина совершенно очевидно, что Владимир — прирожденный лидер, так как он мог увлекать людей за собой и Звягинцев отличный тому пример.

Пьеса «Солнцеликий» для Агеева является мистической несмотря на то, что происходящее вертится вокруг противостояния власти и искусства. Гринева вспоминает Владимира как нежного человека, но при этом не стоит забывать о том, что Агеев бывший боксер. Багдасаров отмечает наивность юмора и в целом легкость Агеева, как человека.

Режиссер Римас Туминас вспоминает опыт работы над последним спектаклем Агеева «Пелеас и Мелисанда», который был поставлен здесь в Вахтанговской студии. Игоря Яцко поражает, что Владимир вырвался из больницы ради этой постановки. Туминаса впечатлила в Агееве разработка актерских ролей. А от этого и актеры были счастливы играть.

Туминас хотел, чтобы Агеев вел студию и подготавливал актеров к большой сцене. Он готов предложить ему работу и над последующими постановками, но, к сожалению, судьба распорядилась по-своему.

Звягинцев считает Агеева абсолютно бесстрашным по части риска. При всей видимой мягкости и деликатности, Владимир обладал точностью знания того, куда он идет. По словам Гельмана, Агеев всегда сожалел, что у него нет собственного театра. Но если бы он прожил еще два-три года, то получил бы его и стал одним из самых интересных театральных режиссеров современности. Редкий талант Агеева — умение сочетать воображаемо с реальным.

Васильев тоже уверен, что Агееву скоро дали бы свой театр, но сомневается, что Владимир осилил бы его управление. То же сомнение выражает и Бояков. А Звягинцев считает, что театр Агеева живет в людях, с которыми он работал. Так их и называли — «актеры Агеева». С ним согласен и Багдасаров, что театр был, хоть помещения и не было.

Болезнь настигла Владимира на творческом пике. Часто мы осознаем важность людей, которых знали, только после их ухода из жизни. Далее все участники фильма скорбят о раннем и несправедливом уходе Владимира из жизни. На смертном одре Владимир твердил имя своей возлюбленной — Анны.

В письме к Анне в родильный дом Владимир гордится тем, что она подарила ему сына. А в последующем письме сыну наставляет его жить в любви.

В память об Агееве, в театре Вахтангова три года ставили его спектакли без изменений. Для Ирины Гриневой Владимир был светом, который сопровождал её по жизни, и с его уходом свет угас. Багдасаров сожалеет о том, что не смог убедить Владимира сделать требующуюся операцию. Он верит, что пока живут спектакли Агеева, жив и он сам.