Рецензия на фильм Случайность и догадка от Сергей Кудрявцев

Во второй новелле этого фильма 42-летнего японского режиссёра Рюскэ Хамагути, которую можно посчитать лучшей, герой-профессор, считающийся строгим преподавателем, неожиданно для многих, в том числе для его студентов, получает за свой роман престижную премию имени Рюноскэ Акутагавы, классика XX века. Кстати, по вариативности всех трёх рассказываемых историй, которые как бы предполагают различную интерпретацию происходящего даже его участниками, не говоря уже о зрителях, можно подумать, что Хамагути наследует Акутагаве. И всё-таки, начиная со своей студенческой работы «Как ни в чём не бывало», реализованной в 24-летнем возрасте, а также в «Страсти» (2008) и «Счастливом часе» (2015), самой длинной японской ленте в истории японского кино с хронометражем 317,5 минут, их постановщик, скорее, соотносится с тоже разговорными (подчас со сложными психологическими и философскими аспектами) картинами французского режиссёра Эрика Ромера. Прихотливость и витиеватость бесед персонажей Рюскэ Хамагути порою производит впечатление свободных импровизаций исполнителей на заданную тему. Хотя по вдумчивому сотрудничеству режиссёра с ними, а ещё по тому, как он изобретательно выстраивает отдельные мизансцены и всю повествовательную структуру фильмов, становится ясным, что японский автор может быть назван, как и Ромер, не только моральным ригористом, но и своеобразным конструктором, тщательно просчитывающим развитие сюжетов. «Случайность и догадка» (вообще-то в переводе с японского - «Совпадение и воображение», а английское название - «Колесо фортуны и фантазия») вроде бы проще, чем разветвлённая и многофигурная композиция «Страсти» и «Счастливого часа». Однако это мнение явно обманчиво, поскольку на протяжении даже коротких рассказов приходится несколько раз менять своё отношение к героям, ведущих себя совершенно по-разному и иногда непредсказуемо в таких ситуациях, которые рассчитаны на совсем иные реакции. В понимании Хамагути столь не сочетаемые проявления человеческого бытия, как совпадение и воображение (по аналогии вспоминается, что классическая пьеса «Игра любви и случая» французского драматурга Пьера де Мариво, как и вообще термин «мариводаж», были весьма ценимы Эриком Ромером), позволяют тоньше, глубже и намного сложнее раскрыть переживаемые персонажами эмоции, далеко не всегда ясные им самим. Вот и зрителям тоже надо включить воображение, чтобы извлечь из «нечаянностей любви» (опять из Мариво), неожиданных совпадений, с которыми сталкиваются люди на жизненном пути, вполне философичный итог: и мы поступаем не так, как хотим, и желаем того, чего уже не желаем, и другие реагируют не так, как предполагалось, и всё может выглядеть эфемерным и относительным в данной нам свыше реальности. Почти как у Акутагавы.