Рецензия на фильм Наваждение Джули от Kickingrussian

Полнометражный дебют "Наваждение Джули" французского режиссера и сценариста Батист Драпо уверенно поднимает планку триллера до хичкоковских высот и постоянно стремится подчеркнуть, что в дуэли между прошлым и настоящим, между осенью жизни и весной юности всегда есть интрига. Постановщик делает серьезный психологический акцент, когда в основу нарратива закладывает боль и тревогу великолепно сыгранной антагонистки (Жаклин Биссет, "Эшер", "Мёд в голове"), которая не может принять смерть мужа и оказывается во власти странного влияния покойного. Благодаря сценарным деталям временами утонченный моряк (Франсуа-Доминик Блен) оказывается все время где-то внутри большого дома, пока не материализуется окончательно в виде оживающего и делающего романтическую стойку прикаминного манекена. Работавшие над экранной историей Олливье Бриан и Маурицио Карраско показали хорошее знание тонкостей психологии и психиатрии, доверив Биссет Жаклин играть то ли благочестивую вдову, то ли ревнивого монстра из особняка, застывшую внутри собственного безумия и открытого нарциссизма. Оригинальность подхода Драпо, сумевшего вставить в клаустрофобный триллер фантастические элементы и несколько головокружительных эротических сцен с главной героиней (Алис Исааз, "Тайна Анри Пика", "Жизнь на перемотке"), обеспечивает ленте не только перспективу открытия по-новому разработанных сюжетных арок, но и обвинение современного общества в дефиците романтики и чувственности в отношениях. Режиссерская идея о столкновении двух женщин в борьбе за мужчину мечты превосходно перекликается с их мотивациями. И если у характера Биссет существует потребность показать всем насколько она стала несчастна после ухода из жизни мужа и постоянно раздирать себя воспоминаниями и чувством вины, то персонаж Алис Исааз - девушка с очевидным комплексом Электры, недолюбленная рано умершим отцом и переживающая психотравму из-за уничтожения памяти о нем ее матерью. В интерпретации Драпо история о криминальная история о патологии и сдерживаемом аффекте накладывает концепт "Манекена" Майкла Готтлиба на "Грету" Нэнси Бардавил и показывает, что за любовь призрака и раскрытие его персональной тайны можно и нужно бороться. Эскапизм героинь Биссет, запершейся фактически внутри дома, и Исааз, которая сбежала из дома под первым же предлогом, может показаться полярным только на первый взгляд. Женщины у Драпо предпочитают подпитываться от романтических фантазий и созерцать навязчивые знаки, они лепят мужчину мечты в первую очередь как идеального парня, способного подарить незабываемую любовь. Поэтому "Наваждение Джули" всегда будет стремиться доказать, что быть роковой женщиной можно в любом возрасте, впрочем, как и в любом возрасте можно придумать и поверить в нечто сверхъестественное, чьи следы присутствия будут служить постоянным подтверждением. Когда в прологе к "Наваждению Джули" Драпо под проливным дождем на кладбище в конце 90-х моряки торгового флота поют: "Пусть живет, пусть живет и пусть не пропадет во мгле", то более изящного намека на происходящее позже трудно и придумать. Безутешная вдова Элизабет Дардален (Жаклин Биссет) по определенным причинам будет отсутствовать на похоронах любимого мужа Виктора (Франсуа-Доминик Блен). И когда перед воротами практически готического особняка четы Дардален в Бордо окажется юная провинциалка Джули Моро (Алис Исааз), приехавшая из Вандеи, то на почтовом ящике по-прежнему рядом с именем Элизабет будет имя Виктора. Героиня Биссет ведет образ жизни отшельницы и не выходит никуда "с Виктором", мир кажется ей обезумевшим, но через несколько минут складывается скорее обратное впечатление: это Элизабет стремится ненароком не выпустить в окружающее дом пространство тайны жизни своего мужа. Пока персонаж Исааз представляется неуверенной в себе девушкой с ангельской внешностью и характером, которая будет скрашивать идиллию одиночества для эксцентричной старушки. Парадоксально, но уже позже характер Биссет будет расцвечиваться Драпо психопатическими чертами и навязчивыми состояниями, однако Элизабет вполне прагматично искала для помощницы по хозяйству вполне определенный типаж: девушка должна быть молода, скромна и обязательно иметь какой-то психологический пунктик по отношению к памяти. Умерший рано отец Джули оказался насильно вычеркнут ее матерью из жизни ребенка вместе с его вещами и фотографиями, которые были уничтожены после его смерти. Во время уборки в гостиной героиня Исааз будет пристально вглядываться в портрет импозантного Виктора в морской форме и обратит вместе со зрителями внимание на то, что кисти рук мужчины будут спрятаны за белой рамкой. Множество портретов Элизабет будут смотреть на Джули со стен дома, и это в большей степени работает на атмосферу картины Драпо, где характер Биссет будет стремиться занять как можно больше места в сердце девушки. Чудеса с Виктором происходят в каждом удобном случае, Элизабет постоянно говорит о муже, как о живом и стремится убедить девушку в том, что она по-прежнему любит избранные места из своего романа с моряком. В некоторых сценах мужчина из этого дома исчезает почти мистически. Когда Джули приходит убраться в ванной, то видит пену, закрывающую воду, и открытые настежь створки окна, Виктор, кажется, был только что здесь, но вышел бесшумно. При помощи многочисленных деталей, стуков и открываний дверей, Драпо буквально проращивает мысль о том, что хозяин дома хочет сказать девушке что-то очень важное, то ли признаться ей в любви, то ли рассказать об истинных причинах своей смерти и навязчивого состояния Элизабет. Время от времени Батист Драпо в "Наваждении Джули" эксплуатирует винтажность, витающую буквально в каждом кадре ленты, и выводит из нее образ белокурой роковой женщины для фантастической по части воплощения роли Жаклин Биссет, буквально получающей удовольствие из каждой точки своей прихотливой памяти. Постановщик реконструирует дух хичкоковского триллера и снимает также шляпу и перед своим соотечественником Клодом Шабролем. Драпо удается фильм о женщине, которая стремится подчинить и живых, и мертвых своим капризам и не желает принимать реальность, предпочитая жить и действовать внутри территории личного пространства, ограниченного как физическим домом, так и ментальной глубиной личных воспоминаний. Актерская фактура Алис Исааз с ее широко смотрящими на мир глазами девушки без большого опыта сердечных переживаний идеально подходит придания равновесия взбалмошной старухе, которой приходит в голову хвастаться перед Джули своей безупречной, но опирающейся на палку возраста фигурой. Режиссерское прочтение персонажа Биссет как части безумной осени жизни показывает его желание рассказать экранную историю так, чтобы сталкинг Элизабет выглядел максимально естественно для ее возраста. Так или иначе Драпо стремится подчеркнуть тоску героини Исааз по настоящим большим чувствам и ее нерастраченную доброту к миру, в котором есть кроме приземленных пошляков-ухажеров типа Маню (Бастьен Угетто, "Зов волка") еще и настоящие мужчины вне времени как покойный и до сих пор неотразимый Виктор. То, что постановщик делает главной героиней девушку, проходящую курс обучения медсестры и отчасти благодаря этому приносящей в дом Элизабет материализованного идола в виде манекена, доводит мечты и страсть Джули до постановки точки в расследовании и раскрытии правды. Борьба за Виктора между характерами Биссет и Исааз, которая доходит до состояния обострившейся паранойи и вызова призраков из прошлого, выстраивается Драпо не только как дуэль, но и получает легкий флер фильма ужасов, когда Виктор с нарисованными черным карандашом усиками может обрастать на время плотью и кровью, курить в задумчивости у камина и делиться с Джули намеками относительно собственной смерти. Такое моделирование феномена присутствия третьего персонажа постоянно подпитывает динамику фильма и практически до середины третьего акта делает Виктора не ожившей декорацией из дома с призраками, а полноценным участником диалогов между женщинами. У "Наваждения Джули" Драпо помимо следования канонам классических голливудских триллеров есть еще аспект обновленного подхода к выстраиванию саспенса. Там, где нагнетание напряжение происходит за счет сгущения нарратива и подчеркивается за счет музыки и операторской работы, у Драпо приобретает черты разрыва между фантастическим и реальным. Не случайно в фильме постановщик отводит одну из ключевых ролей зеркалам, дающими право как героине Жаклин Биссет, так и скромнице Алис Исааз право на амбивалентность и на расширение образов за счет того, что отражения иногда врут и не доносят подлинной картины. Существование Джули на границе двух миров, между банальной реальностью и романтикой возлюбленной моряка, поселяет внутри нее медленно тлеющий конфликт, который будет заставлять девушку двигаться в поисках правды и искать подтверждений того, что хозяйка дома, где она живет имеет все повадки монстра со слабо контролируемыми проявлениями агрессии. И если персонаж Исааз находит в грезах эротическое утешение и бегство от слишком пошлого и далекого от утонченной галантности социума, то с ролью Биссет все обстоит значительно сложнее. Судя по всему, когда-то она была неплохой художницей, но желание раствориться в любимом муже полностью и восхищение собственной красотой, доведенное до абсолюта, привели к тому, что в доме Элизабет появилась целая выставка мистификаций, ее портретов, якобы написанных Виктором, и фиксации на вещах покойного, которые граничат с фетишизмом. Поэтому "Наваждение Джули" оказывается сродни музейному исследованию всем хорошо известного шедевра. Внешняя часть жизни героини Биссет - это наружный слой краски на пасторальной и утопающей в негромкой печали картине. Благодаря тому, что Драпо отводит Алис Исааз роль пытливого искусствоведа чувств и интуитивного реконструктора событий, происходит долгожданное открытие: под слоем внешнего благополучия обитает настоящее чудовище, одержимое время от времени приступами мегаломании и ревности ко всему, что движется в сторону мужа Элизабет или его благословенной памяти.