Рецензия на фильм Закат от Евгений Нефёдов

В текущем общественно-политическом контексте название фильма Ричарда Торпа (и прозвучавшей с экрана одноимённой песни-лейтмотива), выпущенного в 1963-м году, может показаться издевательским, а то и оскорбительным. Говорят, голливудские кинозвёзды ещё в середине прошлого столетия облюбовали этот мексиканский курорт, закатывая вечеринки и всячески предаваясь эксклюзивному «веселью в Акапулько». Появление очередной музыкальной комедии с участием Элвиса Пресли (1) послужило живописному портовому городу дополнительной рекламой. Однако штат Герреро позже превратился в арену кровопролитной войны местных наркокартелей. Проблемы с обеспечением безопасности туристов спровоцировали падение спроса и, соответственно, снижение цен на услуги – и теперь греться на солнышке туда приезжают люди далеко не только с высокими доходами. Собственно, данное обстоятельство получает у Мишеля Франко вполне адекватное отражение. Нил Беннетт, поселившийся в обычной (не в элитной) гостинице, становится свидетелем жестокой разборки прямо на пляже, причём, едва убийца уплывает на гидроцикле, зеваки принимаются фотографироваться на фоне трупа… Следом происходит и вовсе ужасный инцидент. Случайные знакомые англичанина, производящие впечатление безобидных трудяг с приветливыми лицами, на поверку являются членами банды – и предпринимают попытку похищения (надо полагать, с целью выкупа) его сестры Элис. Женщина в ходе нападения погибает, и её брату приходится доказывать правосудию, что никак не связан с преступниками. Режиссёр-сценарист в значительной степени продолжает линию, начатую в «Новом порядке» /2020/. Теперь Мишелю даже не требуется «фантастического» допуска (что было бы, если б слуги восстали против хозяев и взяли всю полноту власти в свои руки), чтобы обрисовать удручающее состояние общества. Мало того, закат – это характеристика не исключительно родины кинематографиста. Просто в Мексике (как и в других государствах Латинской Америки) давно стало нормой то, куда так называемые развитые страны тоже, увы, стремительно катятся. Для апатичной реакции на оба происшествия у Нила, как вскоре выяснится, есть веские личные причины, но всё-таки сложно не заметить, что принципиально положение вещей там лондонца – не удивило. Здесь уместно уточнить, что гость Акапулько принадлежит к числу богатых и привилегированных граждан, пусть и отказывается от фамильного состояния (дважды: сначала в пользу сестры, затем – племянника с племянницей). «Веселье», выражающееся в ползучем проникновении насилия в повседневную жизнь, стало таким же привычным, как розовеющие небеса, восходящее солнце и жаждущие поцелуев сеньориты из шлягера Элвиса. И ведь не сказать, чтобы это оставляло художника равнодушным. Режиссёрские приёмы Франко заслуживают отдельного упоминания. Он будто сознательно самоустраняется от использования безотказных, давно освоенных коллегами выразительных средств. Долгие, преимущественно статичные (с редкими, как бы неохотными поворотами камеры) планы – с преобладанием средних и общих – не компенсируются ни продуманными глубинными мизансценами, ни за счёт внутрикадрового монтажа, ни даже выстраиванием благолепной композиции. Так снимали чуть ли не на заре «великого немого», но Мишель ещё и актёров зачастую заставляет довольствоваться минимумом внешнего действия, чем усиливает и без того не очень комфортную эмоциональную дистанцию между персонажами и публикой. Особенно отчётливо это чувствуется в отношении главного героя, притом что уж кому-кому, а Тиму Роту не занимать умения вызывать эмоциональный отклик (симпатию или – чаще – антипатию) у зрителя. Вместе с тем, если вдуматься, такой подход не просто позволяет раствориться авторскому «я» в экранных событиях, но и резко усиливает контраст: громкие хлопки выстрелов и кровь, хлынувшая из огнестрельных ран, забрызгавшая песок, недвусмысленно указывают на то, чем чревато меланхоличное ничегонеделание… Конечно, Мишель Франко добивается нужного эффекта не в последнюю очередь благодаря хитроумному драматургическому решению, потребовавшему проводить съёмки в хронологическом порядке. Вопреки первому впечатлению, он убеждает, что болеет душой и за раздираемый конфликтами мир, и за своего несчастного персонажа, лишь поначалу кажущегося равнодушным, пресыщенным беззаботным и бесцельным прозябанием. Не совсем «честное» (на грани злостного обмана!) раскрытие тайн прошлого Нила, ошарашивающего Элис нежеланием лететь на похороны скоропостижно скончавшейся матери, затем заводящего роман с местной девушкой имени Беренис и т.д., у части аудитории грозит вызвать раздражение, но во всяком случае – позволяет удерживать интерес вплоть до развязки, тем более что лента сравнительно непродолжительная по хронометражу. Всё радикальным образом меняет печальное известие о предстоящих мужчине процедурах в лечебном учреждении в Мехико, которое он, к тому же, втихаря покидает, предпочитая провести последние мгновения, любуясь услаждающим зрение закатом. Иными словами, в свете того, что речь идёт о смертельно больном (так сказать, пребывающем на «закате» жизни, хотя рабочим названием картины был вариант «Driftwood», то есть «Топляк», «Древесина, принесённая морем») человеке, совершаемые чужеземцем поступки приобретают совсем иной смысл. Теперь, зная диагноз, вряд ли кто-то возьмётся осуждать Нила. И тем не менее на сеансе, что ни говори, сложно настроиться на воспринятие «Заката» как драмы конкретного индивида, пребывающего (в лучших традициях экзистенциализма) в пограничной ситуации, медленно смиряющегося с неотвратимым исходом. Франко не откажешь в таланте деликатно акцентировать детали, работающие на обобщение образов, придающие частной истории иносказательный смысл. Так, он подробно рассказывал в интервью о том, как родилась идея сделать семью Беннеттов скотопромышленниками, вспоминая о впечатлениях, оставленных поездкой по тем местам в американском штате Нью-Мексико, где расположено сразу несколько скотобоен. Нила посещают видения (именно видения, как становится окончательно ясно незадолго до финала) упитанных свиней, в том числе – в распотрошённом виде. Есть, конечно, и куда менее почитаемые сферы предпринимательства (вроде наркобизнеса и проституции, цветущих пышным цветом в Мексике), но для режиссёра было важнее подчеркнуть моральную, метафизическую вину капиталиста, даже если собственноручно тот, скорее всего, не умерщвлял несчастных животных, не разделывал туши, даже не торговал мясом. Тут тоже напрашивается аналогия с «Новым порядком», отстаивавшим мысль, что антагонистический межклассовый конфликт, вступивший в острую фазу, необязательно должен вырастать из скверных личных отношений конкретных представителей буржуазии и пролетариата. Оба франковых фильма оставляют с ощущением, что человечество вступило в пору «заката» целой эпохи, олицетворением которой выступает Нил, так и не открывшийся до конца никому: ни сестре, ни её детям, ни привлекательной и отзывчивой любовнице из Акапулько. Весёлого тут мало, но режиссёр хотя бы завершает повествование красивым (несущим надежду!) кадром заката солнца. Что придёт на смену умирающему старому миру? _______ 1 – Между прочим, в роли простого парня, зарабатывающего на пропитание спасателем при роскошном отеле и по вечерам – в качестве певца.