Рецензия на фильм Заговор в Каире от Евгений Нефёдов

Тарик Салех охотно рассказывал про источники вдохновения, подвигнувшие к созданию фильма. Неудивительно, что на замысел оказали влияние некоторые подлинные события. В первую очередь, конечно, общеполитическая обстановка в Египте – в стране, которой обосновавшийся в Старом Свете художник по-прежнему признаётся в любви, несмотря на угрозы властей арестовать его при первой возможности (1). Но немаловажным для автора стал и скандал в Шведской академии, ведающей процессом присуждения Нобелевских премий. Вместе с тем не менее любопытны признания режиссёра-сценариста в стремлении оттолкнуться от тех же предпосылок, что и Умберто Эко в «Имени Розы». Цель похвальная, однако «Заговор в Каире» пересекается с упомянутым романом (и, к слову, с двумя блестящими экранизациями) лишь в одном аспекте: на территории духовного университета аль-Азхар, как и в уединённом бенедектинском монастыре, происходит убийство. Салех всё-таки не выходит на осмысление широкого спектра философско-богословских, историософских и эстетических проблем, что для выдающегося итальянского учёного (и, соответственно, для Жана-Жака Анно с Джакомо Баттиато) было не менее значимо, чем выстраивание изощрённой интриги. Скорее, Тарик следует в русле традиций западноевропейского политического кинематографа. Даже нетрудно подыскать прямой аналог в лице детектива «Смерть в Ватикане» /1982/ Марчелло Алипранди, посвящённого гипотетическому событию – убийству папы римского (в исполнении Теренса Стэмпа), вызвавшего резкое недовольство радикальными реформами. Хотя исламская специфика, естественно, вносит коррективы. На 75-м Каннском международном кинофестивале картина удостоилась не только награды за лучший сценарий, но и приза Франсуа Шале, вручаемого кинопроизведениям, отстаивающим ценности журналистики. Речь, разумеется, не о том, что персонажи как-то связаны со средствами массовой информации. Адам является выходцем из семьи простого рыбака – вдовца, который скрепя сердце отпускает отпрыска в Каир, рассудив, что не имеет права противиться воле Аллаха, раз его сочли достаточно одарённым в деле постижения премудростей Корана. Однако в университете аль-Азхар юноша, не желая того, становится осведомителем Ибрагима, отлично сыгранного Фаресом Фаресом, шведским актёром ливанского происхождения (между прочим, в четвёртый раз ангажированным режиссёром). Полковник египетской спецслужбы выстраивает работу очень грамотно, поначалу поручая новичку несложные задания, но пройдёт совсем немного времени – и тот уподобится птичке с увязнувшим коготком. Бесспорно, речь идёт о вопросах государственной безопасности, но… Адам слишком умён (и обладает на редкость развитой интуицией), чтобы не понимать: ничего хорошего ему лично не светит. В общем-то при любом раскладе, а особенно – если многоходовая тайная операция потерпит крах. Салех поделился интересными соображениями, поведав, что, когда разрабатывал образы, исходил из предпосылки, что Ибрагим набирался опыта в те времена, когда Служба внешней разведки (известна под сокращённым наименованием «Мухабарат») тесно сотрудничала с правоохранительными органами социалистических стран, в частности, с румынской Секуритате, а его начальника обучали – гораздо позже – кураторы из ЦРУ. Последний, кстати, регулярно устраивает разносы подчинённому, распекая за недочёты и не без издёвки поясняя, почему именно он, человек гораздо моложе, стал руководителем. Но так уж получилось, что сама жизнь рассудила, чьи методы эффективнее и вместе с тем – гуманнее. Ибрагим чуть не подпрыгивает в кресле, услышав приказ избавиться от того, кто оказал бесценную помощь в реализации плана – в дискредитации неугодного президенту претендента на титул Великого имама аль-Азхара. Ну, как же, цель оправдывает средства, а от свидетелей в щекотливой ситуации следует избавляться. И, конечно, при необходимости без колебаний согласует применение пыток, благо помещения, оборудованные по образцу тайных тюрем Центрального разведывательного управления, всегда готовы… Тонкий намёк на влияние на внутреннюю политику Египта Соединённых Штатов, благодаря грубому вмешательству которых в конечном счёте утвердился новый президент – фельдмаршал Абдул Ас-Сиси, вряд ли понравится официальным лицам арабской республики. Вместе с тем Тарик Салех старается, насколько возможно, выйти за рамки злобы дня – исследовать природу власти. Имеется в виду вечное противостояние представителей двух её, этой самой власти, видов: светской и – в широком смысле – духовной. Неизбежность конфликта (и закономерность его разрешения) метко обрисовал ещё Морис Жоли в сатирическом «Диалоге в аду между Макиавелли и Монтескьё». О том же рассказывали классические исторические постановки «Иван Грозный» /1944-1958/ Сергея Эйзенштейна и «Беккет» /1964/ Питера Гленвилла (по пьесе Жана Ануя). Да чего там, если мотив проник даже в фэнтези (фигура Его Воробейшества в «Игре престолов» /2011-2019/)! В данном случае ключевое отличие – не в том, что сюжет развёртывается в мусульманской, а не в христианской стране. Глава государства поступает, с позволения сказать, мудрее своих экранных «предшественников» (Ивана IV и Генриха II Плантагенета), резонно рассудив, что лучше – не одержать верх в противостоянии, а вообще не допустить конфронтации, обеспечив избрание лояльного кандидата. И, заметим уж кстати, кинематографист вовсе не настаивает на том, что подобное решение диктуется сугубо личными амбициями либо капризом. Ближний Восток вдосталь нахлебался «цветных революций» и гражданских войн, чтобы любой правитель делал всё для максимального снижения риска очередного всплеска насилия и хаоса… Впрочем, Салех прибегнул к остроумному (видимо, как раз высоко оценённому каннским жюри) драматургическому решению, проиграв основную тему произведения сразу на двух уровнях. Шейх Негм, обладающий, невзирая на слепоту, непререкаемым авторитетом у приверженцев ислама, в одной из проповедей цитирует слова… Карла Маркса (правда, охарактеризованного «еврейским философом») о сущности религии. Это могло бы показаться забавным, но на поверку лишь подтверждает догадку о том, что создатели «Заговора в Каире» опирались если и не на марксизм как таковой, то на метод диалектического материализма – точно. Чем основательнее Адам увязает в обязанностях сексота, идя на компромиссы с совестью, прибегая ко лжи, притворству и другим (явно не одобряемым Всевышним) вещам, тем яснее осознаёт, что ловушка медленно, но верно захлопывается. В конце концов парень обращается к единственному способу уцелеть, принимая негласные правила – отваживаясь бросить вызов сильным мира сего, по сути, пойдя ва-банк. Иными словами, начав концентрировать в своих руках власть… Картину, на мой взгляд, нельзя считать антиклерикальной в строгом значении термина, поскольку объектом критики выступает не религия сама по себе. Да и выпады в адрес сторонников установившегося в Египте политического строя вряд ли для Тарика самоценны. Всегда хорошо, когда художник находит мужество вознестись над сиюминутным проблемами (и, конечно, абстрагироваться от персональных симпатий и антипатий), стараясь осмыслить феномен человека как существа одновременно социального и биологического. Умберто Эко стремился к тому же. _______ 1 – Причиной столь бурной реакции стал триллер «Случай в отеле «Нил Хилтон» /2017/, посвящённый событиям, приведшим к смещению Хосни Мубарака.