Патрик Бронте встретил старость в одиночестве, пережив не только супругу Марию Бренуэлл, но и шестерых (!) своих детей. Старшие девочки умерли в совсем юном возрасте, сын, названный в честь отца, – вскоре после того, как разменял третий десяток лет. Да и три другие дочери покинули наш бренный мир слишком рано, вскоре после брата… А между тем этому священнослужителю англиканской церкви было чем гордиться! Вспомнит ли кто-нибудь другой подобный прецедент в истории культуры? Неудивительно, что судьба уникальной фамилии, обогатившей литературу сразу тремя выдающимися писательницами, привлекала повышенное внимание исследователей. Чаще будоражила воображение, конечно, тайна «сестёр Бронте», самый признанный кинофильм о которых (1) так и озаглавлен. С другой стороны хорошо известно страстное (на грани одержимости, по уверению очевидцев) увлечение Дафны ДюМорье фигурой Патрика Бренуэлла Бронте, в юности подававшего надежды на ниве живописи, тоже сочинявшего, но, увы, стремительно деградировавшего как личность, в том числе из-за злоупотребления алкоголем и опиумом… Фрэнсис О’Коннор пошла против, так сказать, сложившейся традиции, сосредоточив внимание на одной из девушек. Оправдал ли себя такой подход?
Поначалу, признаться, приходится приложить некоторые усилия, чтобы побороть скепсис. У тех, кто хотя бы поверхностно знаком с фактами биографий прославленных романисток и поэтесс, волей-неволей закрадутся сомнения в правильности (даже, пожалуй, в правомочности) трактовки, которой придерживается популярная актриса, дебютировавшая на поприщах режиссёра и кинодраматурга. Разве можно понять феномен Эмили, оставив за скобками (пусть не полностью, но всё равно – в значительной мере) взаимоотношения с Шарлоттой и Энн? Неужели «Грозовой перевал» появился бы на свет (в том виде, в каком покорял и продолжает покорять читателей) без атмосферы творческого соперничества сестёр?.. Фрэнсис придерживается на данный счёт собственного мнения – и в общем-то не так уж принципиально, насколько убедительно изложенные доводы прозвучат с точки зрения литературоведения. Гораздо важнее, чтобы мы поверили в подлинность того, что показано на экране. О’Коннор сознательно не уходит в совсем уж вольные фантазии на тему, как поступали Джон Мэдден во «Влюблённом Шекспире» /1998/, Марк Фостер в «Волшебной стране» /2004/ или, тем паче, Терри Гиллиам в «Братьях Гримм» /2005/. Тем не менее она решает схожие задачи, стараясь постичь механизм вызревания художественного замысла, теснейшим образом, как ни крути, связанного с окружающей реальностью. Мало того, являющегося неразрывным целым с уникальным опытом творца!
Не то чтобы общение дочерей мистера Бронте совсем осталось за кадром: на основании того, что нам показали, напрашивается вывод, что дружба порой уступала место взаимным обидам, зависти, вражде… Мощное впечатление производит сцена игры, когда участники, поочерёдно надевая маску, изображают тех или иных персон. Эмили потрясла (довела до истошных рыданий!) сестёр, решивших, что она не просто перевоплотилась в безвременно почившую матушку: возникла иллюзия того, что дух заботливой женщины ненадолго вселился в тело девушки – и проникновенно взывает к живым. По-видимому, именно в этот момент по-настоящему пробуждается необузданная, ищущая натура героини – в преддверии главных событий. Вроде бы ничто не предвещало рождения бурного романа с Уильямом Уэйтманом, викарием с безупречной репутацией, нанятым для обучения иностранному языку, но уроки французского (правда, неожиданно всплывающая ассоциация с рассказом Валентина Распутина здесь лишняя) перерастают в любовную связь. Эмили открывает для себя мир высоких страстей и плотских желаний, о существовании которого дотоле лишь догадывалась. Какое будущее их ждёт? Как отреагирует общество? А строгий родитель?..
Разумеется, ничего хорошего ситуация не сулила, раз и невинные забавы молодых (допустим, пробраться под покровом ночи к окнам респектабельного дома и понаблюдать за скучным бытованием почтенной четы Линтонов) оборачивались серьёзными неприятностями. Однако Фрэнсис дополнительно обостряет конфликт, подводя к мысли, что в первую очередь человек находится в плену собственных стереотипов, а уже затем – социальных условностей и официально провозглашённых ценностей. Уильям волен сколько угодно оправдываться тем, что раскаивается в совершённом грехе и что отныне намерен вести жизнь праведника (в соответствии с теми проповедями, с какими пафосно обращается к прихожанам), но со стороны выглядит моральным трусом, прикрывающим патетичными словами боязнь перемен. Логично предположить, что режиссёра не миновало влияние феминистских идей, поскольку давление мужского (функционирующего по мужским правилам, регулируемым и контролируемым опять-таки мужчинами) общества проиллюстрировано весьма обстоятельно. Но как раз этот аспект представляется самым очевидным, а потому – наименее интересным. С куда большей увлечённостью следишь за стремительным раскрытием внутреннего потенциала Эмили, превращающейся из наивной девушки в женщину и одновременно, причём внешне незаметно, становящейся художником – чутким, наблюдательным, неравнодушным творцом.
В упомянутых выше постановках Мэддена, Фостера, Гиллиама особое внимание уделялось прототипам персонажей (персонажей, знакомых с детства миллионам людей, мгновенно узнаваемых), соседство которых на кинополотне со своими авторами служило поводом для хитроумных розыгрышей постмодернистского толка. О’Коннор идёт иным путём, наследуя, в частности, нашему великому соотечественнику Андрею Тарковского. Ведь в его шедевр неслучайно не вошёл ни один кадр, где бы Андрей Рублёв непосредственно расписывал стены храма теми самыми, оставшимися на века фресками, что поражают нас до глубины души под занавес фильма. Вместе с тем остаёшься с твёрдым убеждением, что произведения неотъемлемы как от времени, когда были созданы, так и от личности иконописца. Вот и в «Эмили» рукопись «Грозового перевала» появляется как итог всего, что пережито, а в первую очередь – испытано, прочувствовано, отрефлексировано. Словом, книга носит «автобиографический» характер, если говорить об автобиографии души. И, конечно, нельзя проигнорировать финал, когда находящаяся у смертного одра Эмили тайно рассказывает Шарлотте обо всём, а та, предав огню по просьбе сестры любовные письма, садится за сочинение собственных романов…
Экспозиция ленты может показаться академичной и чуть затянутой, но постепенно Фрэнсис О’Коннор удаётся эмоционально вовлечь, тронуть зрителя, который не столько ждёт разрешения мелодраматической интриги (развязка в общем-то не представляет секрета), сколько увлечённо следит за фабульными перипетиями. Неоценимую поддержку режиссёру оказывает Эмма Маки, прославившаяся благодаря «нетфликсовскому» сериалу «Половое воспитание» и раз за разом приятно удивляющая зрелыми киноролями (в частности, в «Эйфеле» /2021/ и в «Смерти на Ниле» /2022/), которая, бесспорно, заслужила бенефис. С нетерпением ждём новых работ талантливой и красивой актрисы!
_______
1 – В постановке Андре Тешине, отмеченной очень тонкой игрой Мари-Франс Пизье, Изабель Аджани и Изабель Юппер, причём на французского режиссёра не обрушились с упрёками, как ранее (за «Преданность» /1946/) на Кёртиса Бернхардта.
7
,7
2022, Биография
129 минут
Правила размещения рецензии
Рецензия должна быть написана грамотным русским языкомПри её оформлении стоит учитывать базовые правила типографики, разбивать длинный текст на абзацы, не злоупотреблять заглавными буквами
Рецензия, в тексте которой содержится большое количество ошибок, опубликована не будет
В тексте рецензии должно содержаться по крайней мере 500 знаковМеньшие по объему тексты следует добавлять в раздел «Отзывы»
При написании рецензии следует по возможности избегать спойлеров (раскрытия важной информации о сюжете)чтобы не портить впечатление о фильме для других пользователей, которые только собираются приступить к просмотру
На Иви запрещен плагиатНе следует копировать, полностью или частично, чужие рецензии и выдавать их за собственные. Все рецензии уличенных в плагиате пользователей будут немедленно удалены
В тексте рецензии запрещено размещать гиперссылки на внешние интернет-ресурсы
При написании рецензии следует избегать нецензурных выражений и жаргонизмов
В тексте рецензии рекомендуется аргументировать свою позициюЕсли в рецензии содержатся лишь оскорбительные высказывания в адрес создателей фильма, она не будет размещена на сайте
Рецензия во время проверки или по жалобе другого пользователя может быть подвергнута редакторской правкеисправлению ошибок и удалению спойлеров
В случае регулярного нарушения правил все последующие тексты нарушителя рассматриваться для публикации не будут
На сайте запрещено публиковать заказные рецензииПри обнаружении заказной рецензии все тексты её автора будут удалены, а возможность дальнейшей публикации будет заблокирована
Патрик Бронте встретил старость в одиночестве, пережив не только супругу Марию Бренуэлл, но и шестерых (!) своих детей. Старшие девочки умерли в совсем юном возрасте, сын, названный в честь отца, – вскоре после того, как разменял третий десяток лет. Да и три другие дочери покинули наш бренный мир слишком рано, вскоре после брата… А между тем этому священнослужителю англиканской церкви было чем гордиться! Вспомнит ли кто-нибудь другой подобный прецедент в истории культуры? Неудивительно, что судьба уникальной фамилии, обогатившей литературу сразу тремя выдающимися писательницами, привлекала повышенное внимание исследователей. Чаще будоражила воображение, конечно, тайна «сестёр Бронте», самый признанный кинофильм о которых (1) так и озаглавлен. С другой стороны хорошо известно страстное (на грани одержимости, по уверению очевидцев) увлечение Дафны ДюМорье фигурой Патрика Бренуэлла Бронте, в юности подававшего надежды на ниве живописи, тоже сочинявшего, но, увы, стремительно деградировавшего как личность, в том числе из-за злоупотребления алкоголем и опиумом… Фрэнсис О’Коннор пошла против, так сказать, сложившейся традиции, сосредоточив внимание на одной из девушек. Оправдал ли себя такой подход? Поначалу, признаться, приходится приложить некоторые усилия, чтобы побороть скепсис. У тех, кто хотя бы поверхностно знаком с фактами биографий прославленных романисток и поэтесс, волей-неволей закрадутся сомнения в правильности (даже, пожалуй, в правомочности) трактовки, которой придерживается популярная актриса, дебютировавшая на поприщах режиссёра и кинодраматурга. Разве можно понять феномен Эмили, оставив за скобками (пусть не полностью, но всё равно – в значительной мере) взаимоотношения с Шарлоттой и Энн? Неужели «Грозовой перевал» появился бы на свет (в том виде, в каком покорял и продолжает покорять читателей) без атмосферы творческого соперничества сестёр?.. Фрэнсис придерживается на данный счёт собственного мнения – и в общем-то не так уж принципиально, насколько убедительно изложенные доводы прозвучат с точки зрения литературоведения. Гораздо важнее, чтобы мы поверили в подлинность того, что показано на экране. О’Коннор сознательно не уходит в совсем уж вольные фантазии на тему, как поступали Джон Мэдден во «Влюблённом Шекспире» /1998/, Марк Фостер в «Волшебной стране» /2004/ или, тем паче, Терри Гиллиам в «Братьях Гримм» /2005/. Тем не менее она решает схожие задачи, стараясь постичь механизм вызревания художественного замысла, теснейшим образом, как ни крути, связанного с окружающей реальностью. Мало того, являющегося неразрывным целым с уникальным опытом творца! Не то чтобы общение дочерей мистера Бронте совсем осталось за кадром: на основании того, что нам показали, напрашивается вывод, что дружба порой уступала место взаимным обидам, зависти, вражде… Мощное впечатление производит сцена игры, когда участники, поочерёдно надевая маску, изображают тех или иных персон. Эмили потрясла (довела до истошных рыданий!) сестёр, решивших, что она не просто перевоплотилась в безвременно почившую матушку: возникла иллюзия того, что дух заботливой женщины ненадолго вселился в тело девушки – и проникновенно взывает к живым. По-видимому, именно в этот момент по-настоящему пробуждается необузданная, ищущая натура героини – в преддверии главных событий. Вроде бы ничто не предвещало рождения бурного романа с Уильямом Уэйтманом, викарием с безупречной репутацией, нанятым для обучения иностранному языку, но уроки французского (правда, неожиданно всплывающая ассоциация с рассказом Валентина Распутина здесь лишняя) перерастают в любовную связь. Эмили открывает для себя мир высоких страстей и плотских желаний, о существовании которого дотоле лишь догадывалась. Какое будущее их ждёт? Как отреагирует общество? А строгий родитель?.. Разумеется, ничего хорошего ситуация не сулила, раз и невинные забавы молодых (допустим, пробраться под покровом ночи к окнам респектабельного дома и понаблюдать за скучным бытованием почтенной четы Линтонов) оборачивались серьёзными неприятностями. Однако Фрэнсис дополнительно обостряет конфликт, подводя к мысли, что в первую очередь человек находится в плену собственных стереотипов, а уже затем – социальных условностей и официально провозглашённых ценностей. Уильям волен сколько угодно оправдываться тем, что раскаивается в совершённом грехе и что отныне намерен вести жизнь праведника (в соответствии с теми проповедями, с какими пафосно обращается к прихожанам), но со стороны выглядит моральным трусом, прикрывающим патетичными словами боязнь перемен. Логично предположить, что режиссёра не миновало влияние феминистских идей, поскольку давление мужского (функционирующего по мужским правилам, регулируемым и контролируемым опять-таки мужчинами) общества проиллюстрировано весьма обстоятельно. Но как раз этот аспект представляется самым очевидным, а потому – наименее интересным. С куда большей увлечённостью следишь за стремительным раскрытием внутреннего потенциала Эмили, превращающейся из наивной девушки в женщину и одновременно, причём внешне незаметно, становящейся художником – чутким, наблюдательным, неравнодушным творцом. В упомянутых выше постановках Мэддена, Фостера, Гиллиама особое внимание уделялось прототипам персонажей (персонажей, знакомых с детства миллионам людей, мгновенно узнаваемых), соседство которых на кинополотне со своими авторами служило поводом для хитроумных розыгрышей постмодернистского толка. О’Коннор идёт иным путём, наследуя, в частности, нашему великому соотечественнику Андрею Тарковского. Ведь в его шедевр неслучайно не вошёл ни один кадр, где бы Андрей Рублёв непосредственно расписывал стены храма теми самыми, оставшимися на века фресками, что поражают нас до глубины души под занавес фильма. Вместе с тем остаёшься с твёрдым убеждением, что произведения неотъемлемы как от времени, когда были созданы, так и от личности иконописца. Вот и в «Эмили» рукопись «Грозового перевала» появляется как итог всего, что пережито, а в первую очередь – испытано, прочувствовано, отрефлексировано. Словом, книга носит «автобиографический» характер, если говорить об автобиографии души. И, конечно, нельзя проигнорировать финал, когда находящаяся у смертного одра Эмили тайно рассказывает Шарлотте обо всём, а та, предав огню по просьбе сестры любовные письма, садится за сочинение собственных романов… Экспозиция ленты может показаться академичной и чуть затянутой, но постепенно Фрэнсис О’Коннор удаётся эмоционально вовлечь, тронуть зрителя, который не столько ждёт разрешения мелодраматической интриги (развязка в общем-то не представляет секрета), сколько увлечённо следит за фабульными перипетиями. Неоценимую поддержку режиссёру оказывает Эмма Маки, прославившаяся благодаря «нетфликсовскому» сериалу «Половое воспитание» и раз за разом приятно удивляющая зрелыми киноролями (в частности, в «Эйфеле» /2021/ и в «Смерти на Ниле» /2022/), которая, бесспорно, заслужила бенефис. С нетерпением ждём новых работ талантливой и красивой актрисы! _______ 1 – В постановке Андре Тешине, отмеченной очень тонкой игрой Мари-Франс Пизье, Изабель Аджани и Изабель Юппер, причём на французского режиссёра не обрушились с упрёками, как ранее (за «Преданность» /1946/) на Кёртиса Бернхардта.