Рецензия на фильм Прометей от Никита Иванькин

Великий фильм Ридли Скотта «Чужой» в 1979 году стремился показать страх человечества перед неизвестностью — но в результате положил начало противостоянию бесстрашной Эллен Рипли и смертоносных ксеноморфов. Их битва растянулась на три сиквела и в последнем фильме – «Чужой: Воскрешение» – превратилась в фарс. Поэтому настоящим воскрешением для истории ксеноморфа стало возвращение сэра Ридли, который в 2012 году снял монументальный приквел космической саги — «Прометей». 2093 год. Научно-исследовательский корабль «Прометей» направляется к планете LV-223, чтобы человечество наконец-то встретилось со своими создателями, на существование которых указывали наскальные рисунки обнаруженные на Земле. Планета родоначальников жизни оказывается царством мертвых, врата в которое открываются и для людей. За 30 лет, которые прошли с выхода «Чужого», космос стал для человечества гораздо ближе и понятнее, поэтому ужас перед его тайнами ослабел. Проницательный сэр Ридли понял это и сделал центральной темой Прометея иной страх человечества — страх не найти во Вселенной другой жизни. Этот религиозный и одновременно ницшеанский посыл отчетливо просматривается в истории поиска таинственных Инженеров. Люди отправляются в неизвестность, исполненные романтического оптимизма и желания найти ответ на главный вопрос бытия — кто и зачем нас создал? Ответ на него оказался неизбежно ужасающим. Креационизм и его последствия раскрываются и через отношения людей с собственным творением, андроидом Дэвидом. В отличие от ксеноморфа, который воплотил на экране саму смерть, Дэвид стал олицетворением ницшеанского сверхчеловека. Созданный и контролируемый несовершенными людьми, которые его презирают, Дэвид разочаровывается в своих творцах — и отражает страх человека разочароваться в тайне бытия, к которой он стремится. Однако пробудить космогонические и креационистские страхи людей так же сильно, как «Чужой» пробудил страх перед исследованием и смертью, «Прометею» не удалось. Он оказался неудачным научно-фантастическим хоррором, но отличным философско-религиозным эссе — что само по себе лучше, чем очередное воскрешение давно не страшного ксеноморфа.