Рецензия на фильм Дом, в котором я живу от Евгения Сопко

Обычное, даже несколько поэтическое представление человека о доме – это представление о родовом гнезде, обустраиваемом чуть ли не веками, о приметах, зарубках, знакомых вещах. Дом в фильме – другой, он новый, не своими руками строенный, он символ необратимых изменений. Рогожская застава, ставшая заставой Ильича, окраина, куда слетелись, переселились, снявшись со старого места, кто из деревни, кто из другого города, каждый со своим укладом, - крестьяне, интеллигенция явно «из бывших», те, кто в интеллигенцию с её бонусами рвался и те, кто рвался в дали, не умея и не желая обживаться. Так встретились в одном доме маленькие Галя и Серёжа, так оказались они со своими семьями и соседями на развилках: кому подражать, куда стремиться? Так столкнулись противоречивые, но характерные для времени вещи, - ещё наследственная привязанность к роду - и жажда перемен, почти духовные поиски; тяга к людям и стремление к обособлению, оставление родных по плоти и обретение родных по духу. Наверное, фильм о прошлом – всегда фильм именно о том времени, в котором снимался. Для 1957 года война была совсем недавно, в пределах одного-двух поколений, зрители ее помнили. Оттого боль была живой. Но это были уже и послесталинские времена, наполненные духом другого освобождения. Главные герои фильма Сережа и Галя кажутся уже героями шестидесятых; может быть, поэтому они гораздо свободнее своих родителей и осмеливаются искать себе «новых», родителей не по крови, но по духу. Так Сергей оказывается духовным сыном соседа Дмитрия, так и Галя становится духовной дочерью «старой» актрисы Ксении Николаевны. Фильм «Дом, в котором я живу», называют фильмом о войне без войны, - но он не видится таким же символом, как фильмы «Летят журавли» или «Баллада о солдате». Он ближе к фильму «На семи ветрах», где не люди бегут сквозь время, но время незримой волной протекает через дом: да, есть фильмы, в которых сюжет – движение героев в пространстве или пространстве-времени, но этот фильм – один из тех, где время течет через локационную точку. Этот фильм мог бы быть спектаклем, где выделялся бы светом тот или другой угол или этаж дома, и лишь иногда действие переходило бы недалеко – во двор или на крышу. Единственное, что уносит героев от дома – война как некая бездушная и неодолимая сила; но и действия войны мы видим по дому, по всем крупным и мелким уронам, нанесенным ему. Война меняет состав, расстановку сил, характеры, число. Если короче, этот фильм – именно баллада, только он немного менее символичен и немного более приземлён, чем перечисленные. В балладах жизнь имеет особый, символический смысл, и смерть героев имеет такой же особый смысл. Так же должно было быть и в этом фильме; и в нём действительно смерть носит таргетный характер, она метит в того, в кого нужно, и кого нужно – щадит. И только чутьё режиссёров сдвинуло фильм с балладной точки смертью «абсурдной», «незапланированной», резанув по сердцу ощущением живой, жизненной несправедливости. Известно, что был снят и финал альтернативный, такой же балладный и трогательный, как и всё в фильме, что связано с любовью юных героев, любовью особенной и отсылающей куда-то к трагическим легендам, ибо, несмотря на время действия, Галя и Серёжа принадлежат совершенно разным кругам. Но этот финал был бы фальшивым, а фильм и так держится на грани; так держится и юность, и её чувства, на страхе ложного шага и пустого слова, могущих всё испортить. Фильм держат, безусловно, прекрасные актёры: Мышкова и Ульянов, пожалуй, действуют тоньше всех, чего стоит сцена их ссоры, снятая далёким планом, без возможности видеть лица; Земляникин и Болотова, такие юные, уже сильны, ещё свежи. И всё же кажется, что тон фильму, тон верный, задаёт песня на стихи Фатьянова, исполняемая Рыбниковым; именно выверенный до движения и ноты спектакль утреннего свидания создаёт невыносимую, предельную, обжигающую атмосферу предчувствия и святой, прекрасной обречённости. Роковые цифры встают, как горы, и миру суждено будет измениться. Но ведь именно тогда, в час и годы беды, дом станет по-настоящему живым и по-настоящему родным, словно выстроенный своими руками. И, пожалуй, не столько тема любви, сколько эта правда - главное в балладе о горьком времени.