Фильм «Battle Royale», или Фокус который давно был
Утверждение, что японское кино – самое кровавое в мире, можно считать окончательно доказанным?!
И дело не в том, что на 114 минут «Королевской битвы» приходится 40 убийств (во многих американских боевиках в единицу времени укладывают куда больше народа), а в том, что эти убийства суть отдельные события, показанные крупным планом. Одно дело, когда хороший парень в главной роли выкашивает из автомата кучу плохих второплановых парней, появляющихся на экране за секунду перед тем, как навсегда с него исчезнуть. И совсем другое, когда уничтожают – с фонтанами крови, отрубленными головами и вспоротыми животами – почти всех героев фильма. То, что трое из сорока трех (если считать класс вместе с учителем) выбираются из заварухи, а двое из них остаются жить, можно считать рудиментом, отрыжкой сентиментальных жанров и конформистской уступкой традиционным вкусам. Во имя принципа убить надо было всех, вне зависимости от пола, возраста, темперамента, социального статуса и моральных качеств.
Картину снял признанный мастер японского кино Киндзи Фукасаку, который славится обилием насилия в своих картинах. «Королевской битвы» - 60-я его работа. Он кумир Квентина Тарантино и Джона Ву. При этом в случае с Фукасаку «самое кровавое» не равно «самому жестокому», ибо жестокость по отношению к героям отнюдь не означает жестокости по отношению к зрителям (что касается последней, то здесь, на мой взгляд, непревзойденными остаются «Восхождение» Ларисы Шепитько и «Иди и смотри» Элема Климова).
У человека, сколько-нибудь способного отличать условность от реальности, «Королевская битва» исторгает смех, близкий тому, который вызывали «Криминальное чтиво» Квентина Тарантино и «Окраина» Петра Луцика, где былинные крестьяне поджаривали своих супостатов на огне, топили в проруби и грызли зубами. Но «Чтиво» и «Окраина» - фильмы утонченные и эстетские, тогда как «Битва» - даже не ширпотреб, а откровенный «трэш», киномакулатура, напичканная всевозможными мелодраматическими штампами индийского и латиноамериканского происхождения, варварский винегрет из кильки с бараниной и лягушатиной, сдобренный вареньем, политый кетчупом и украшенный розочками из глаз и валиками из отрубленных пальцев наподобие тех, что продаются в качестве пугалок. Это, конечно, стеб, но особый – такой, где автор стебается над героями, вольно или невольно предоставляя зрителю возможность постебаться над ним самим.
Все, что происходит в «Королевской битве», не имеет никакого отношения к действительности – и в то же время имеет к ней самое близкое отношение. «Жестокое будущее. Родители лишены работы. Дети, выйдя из-под контроля, учиняют террор и массовый бойкот окружающим. Ответная мера - санкционированная правительством игра, в которой неуправляемых школьников заставят участвовать под дулами армейских автоматов. На необитаемом острове 42 подростка будут 3 дня безжалостно уничтожать друг друга, чтобы победить. Но только одному игроку разрешено вернуться на большую землю живым» - гласит аннотация фильма, будто нарочно подчеркивающая всю его бредовость.
Фокус в том, что этот бред далеко не случаен. Как говорил Полоний Клавдию о Гамлете, «в его безумии есть своя система». И через полвека после выхода повести Сэлинджера «Над пропастью во ржи», эта система особенно внятна.
Книга американского писателя вывернула наизнанку литературный мир, перенеся его центр в душу неврастеничного подростка. (Достоевский, впрочем, сделал это чуть раньше, но не все заметили). Все битники, хиппи и бунтари шестидесятых, вся «молодежная проза», все «рассерженные молодые люди» и все «Гадкие лебеди» братьев Стругацких вышли из пропасти во ржи точно таким же образом, как вся русская литература когда-то вышла из «Шинели» Гоголя. Иными словами, цивилизованное человечество прислушалось к «Страданиям молодого Колфилда», и – куда же без Радищева? - душа его этими страданиями уязвлена стала. Причем настолько, что когда в знаменитом фильме Линдсея Андерсона школьники во главе с юным, но уже великим Малкольмом Макдауэллом из пулеметов расстреливали своих воспитателей-притеснителей, это воспринималось (по себе помню) с величайшим воодушевлением и казалось предвестием небывалых перемен – разумеется, в лучшую сторону.
О страданиях, причиняемых человечеству молодыми Колфилдами, тогда все забыли – но лишь на время, причем достаточно короткое, поскольку до «Повелителя мух» Уильяма Голдинга и до «Заводного апельсина» Стэнли Кубрика с тем же Макдауэллом в главной роли оставались годы, считанные по пальцам рук и ног. Голдинг, в общем, сделал простую вещь – напомнил о том, что морфогенез повторяет филогенез, индивидуальное развитие человека повторяет эволюционный путь человечества. Что пресловутый подросток – зверь и дикарь в гораздо большей степени, чем взрослый человек, под влиянием культуры и цивилизации спрятавший когти и клыки вовнутрь.
Хотя, как показывают революции, сметающие культурный слой с общества и отдельного человека (что засвидетельствовал Андрей Платонов), вовсе с ними не расставшийся. В «Повелителе мух» случайно оказавшиеся на необитаемом острове воспитанные английские дети стремительно доходили до самого дикого состояния, что в экранизации романа было подчеркнуто блестящей финальной метафорой, где камера, смотревшая вокруг глазами одного из подростков, неожиданно утыкалась в сапоги морского офицера. Точнее перевести на язык кино слово «опустившийся» было невозможно.
«Заводной апельсин» несколько уравнял акценты – в первой части он показывал, что творят с людьми озверевшие подростки, а во второй демонстрировал, к чему приводит исправительное воздействие цивилизованного общества на агрессивные наклонности подрастающего поколения. На классический вопрос «Кто виноват?» по-прежнему следовало два ответа: «Двойственная природа человека» и «Несовершенное общество».
Наконец, года четыре назад вышел особо никем не замеченный фильм «187» (номер американской уголовной статьи, предусматривающей кару за убийство) с Сэмом Джексоном в роли учителя, который от бессилия перед зверством своих учеников брался за оружие и убивал нескольких негодяев. Картине предшествовал симптоматичный эпиграф: «То, что происходит в США, лет через десять обычно происходит во всем мире». И действительно, вскоре Жерар Депардье сыграл французского педагога, столкнувшегося с дикостью школьников – правда, алжирского происхождения.
«Королевская битва» - естественный предварительный итог долгого процесса отката от Сэлинджера, хотя напрашивающийся советский каламбур насчет выхода из пропасти во лжи тут неуместен. Уместнее сослаться на только что прибывшего в Россию Питера Гринуэя и тут же призвавшего к борьбе с «четырьмя тираниями кино» - тиранией слова, тиранией кадра, тиранией камеры и тиранией актера. Ибо пятая тирания – это как раз тирания подростка как героя, зрителя и даже косвенного автора огромного числа фильмов, пропитанных сознанием дефективного подростка.
В этом контексте отсылки самого Фукасаку к «жестокому будущему», массовой безработице и плохому правительству – полная чушь и чисто формальная уступка политкорректности. Действие фильма происходит в воображаемом мире, и совершенно понятно, чье это воображение – взрослых, уставших от своих детей, цивилизации, изнемогшей в борьбе с природной дикостью, а главное – учителей, которых достали ученики. Учитель Китано (чья фамилия демонстративно совпадает с фамилией актера), управляющий самоистреблением своего класса - голубая мечта, розовая греза и постыдный идеал всех педагогов мира.
Думаю многих просили заменить учительницу в школе. После одного такого случая, после урока ко мне подошла завхоз и по-заговорщицки тихо сказала: «Заметил длинного на задней парте?». «Заметил» - сказал я, не понимая, к чему она клонит. «И что скажешь?». «Если между нами, то гаденыш». «Послушай, мы с ним ничего не можем сделать, а ты человек посторонний и ничем не связанный. Я прошу: зайдите в туалет, он там сейчас курит и издевается над малышами – и дайте ему как следует. От всех нас!!!». Не скажу, выполнил ли я ее просьбу, но запомнил на всю жизнь.
Так вот, «Королевская битва» - то самое «от всех нас», и с большим чувством. Кино на то и кино, чтобы предоставлять культурную разрядку скопившейся агрессии.
8
,1
2000, Япония, Драмы
114 минут
Правила размещения рецензии
Рецензия должна быть написана грамотным русским языкомПри её оформлении стоит учитывать базовые правила типографики, разбивать длинный текст на абзацы, не злоупотреблять заглавными буквами
Рецензия, в тексте которой содержится большое количество ошибок, опубликована не будет
В тексте рецензии должно содержаться по крайней мере 500 знаковМеньшие по объему тексты следует добавлять в раздел «Отзывы»
При написании рецензии следует по возможности избегать спойлеров (раскрытия важной информации о сюжете)чтобы не портить впечатление о фильме для других пользователей, которые только собираются приступить к просмотру
На Иви запрещен плагиатНе следует копировать, полностью или частично, чужие рецензии и выдавать их за собственные. Все рецензии уличенных в плагиате пользователей будут немедленно удалены
В тексте рецензии запрещено размещать гиперссылки на внешние интернет-ресурсы
При написании рецензии следует избегать нецензурных выражений и жаргонизмов
В тексте рецензии рекомендуется аргументировать свою позициюЕсли в рецензии содержатся лишь оскорбительные высказывания в адрес создателей фильма, она не будет размещена на сайте
Рецензия во время проверки или по жалобе другого пользователя может быть подвергнута редакторской правкеисправлению ошибок и удалению спойлеров
В случае регулярного нарушения правил все последующие тексты нарушителя рассматриваться для публикации не будут
На сайте запрещено публиковать заказные рецензииПри обнаружении заказной рецензии все тексты её автора будут удалены, а возможность дальнейшей публикации будет заблокирована
Утверждение, что японское кино – самое кровавое в мире, можно считать окончательно доказанным?! И дело не в том, что на 114 минут «Королевской битвы» приходится 40 убийств (во многих американских боевиках в единицу времени укладывают куда больше народа), а в том, что эти убийства суть отдельные события, показанные крупным планом. Одно дело, когда хороший парень в главной роли выкашивает из автомата кучу плохих второплановых парней, появляющихся на экране за секунду перед тем, как навсегда с него исчезнуть. И совсем другое, когда уничтожают – с фонтанами крови, отрубленными головами и вспоротыми животами – почти всех героев фильма. То, что трое из сорока трех (если считать класс вместе с учителем) выбираются из заварухи, а двое из них остаются жить, можно считать рудиментом, отрыжкой сентиментальных жанров и конформистской уступкой традиционным вкусам. Во имя принципа убить надо было всех, вне зависимости от пола, возраста, темперамента, социального статуса и моральных качеств. Картину снял признанный мастер японского кино Киндзи Фукасаку, который славится обилием насилия в своих картинах. «Королевской битвы» - 60-я его работа. Он кумир Квентина Тарантино и Джона Ву. При этом в случае с Фукасаку «самое кровавое» не равно «самому жестокому», ибо жестокость по отношению к героям отнюдь не означает жестокости по отношению к зрителям (что касается последней, то здесь, на мой взгляд, непревзойденными остаются «Восхождение» Ларисы Шепитько и «Иди и смотри» Элема Климова). У человека, сколько-нибудь способного отличать условность от реальности, «Королевская битва» исторгает смех, близкий тому, который вызывали «Криминальное чтиво» Квентина Тарантино и «Окраина» Петра Луцика, где былинные крестьяне поджаривали своих супостатов на огне, топили в проруби и грызли зубами. Но «Чтиво» и «Окраина» - фильмы утонченные и эстетские, тогда как «Битва» - даже не ширпотреб, а откровенный «трэш», киномакулатура, напичканная всевозможными мелодраматическими штампами индийского и латиноамериканского происхождения, варварский винегрет из кильки с бараниной и лягушатиной, сдобренный вареньем, политый кетчупом и украшенный розочками из глаз и валиками из отрубленных пальцев наподобие тех, что продаются в качестве пугалок. Это, конечно, стеб, но особый – такой, где автор стебается над героями, вольно или невольно предоставляя зрителю возможность постебаться над ним самим. Все, что происходит в «Королевской битве», не имеет никакого отношения к действительности – и в то же время имеет к ней самое близкое отношение. «Жестокое будущее. Родители лишены работы. Дети, выйдя из-под контроля, учиняют террор и массовый бойкот окружающим. Ответная мера - санкционированная правительством игра, в которой неуправляемых школьников заставят участвовать под дулами армейских автоматов. На необитаемом острове 42 подростка будут 3 дня безжалостно уничтожать друг друга, чтобы победить. Но только одному игроку разрешено вернуться на большую землю живым» - гласит аннотация фильма, будто нарочно подчеркивающая всю его бредовость. Фокус в том, что этот бред далеко не случаен. Как говорил Полоний Клавдию о Гамлете, «в его безумии есть своя система». И через полвека после выхода повести Сэлинджера «Над пропастью во ржи», эта система особенно внятна. Книга американского писателя вывернула наизнанку литературный мир, перенеся его центр в душу неврастеничного подростка. (Достоевский, впрочем, сделал это чуть раньше, но не все заметили). Все битники, хиппи и бунтари шестидесятых, вся «молодежная проза», все «рассерженные молодые люди» и все «Гадкие лебеди» братьев Стругацких вышли из пропасти во ржи точно таким же образом, как вся русская литература когда-то вышла из «Шинели» Гоголя. Иными словами, цивилизованное человечество прислушалось к «Страданиям молодого Колфилда», и – куда же без Радищева? - душа его этими страданиями уязвлена стала. Причем настолько, что когда в знаменитом фильме Линдсея Андерсона школьники во главе с юным, но уже великим Малкольмом Макдауэллом из пулеметов расстреливали своих воспитателей-притеснителей, это воспринималось (по себе помню) с величайшим воодушевлением и казалось предвестием небывалых перемен – разумеется, в лучшую сторону. О страданиях, причиняемых человечеству молодыми Колфилдами, тогда все забыли – но лишь на время, причем достаточно короткое, поскольку до «Повелителя мух» Уильяма Голдинга и до «Заводного апельсина» Стэнли Кубрика с тем же Макдауэллом в главной роли оставались годы, считанные по пальцам рук и ног. Голдинг, в общем, сделал простую вещь – напомнил о том, что морфогенез повторяет филогенез, индивидуальное развитие человека повторяет эволюционный путь человечества. Что пресловутый подросток – зверь и дикарь в гораздо большей степени, чем взрослый человек, под влиянием культуры и цивилизации спрятавший когти и клыки вовнутрь. Хотя, как показывают революции, сметающие культурный слой с общества и отдельного человека (что засвидетельствовал Андрей Платонов), вовсе с ними не расставшийся. В «Повелителе мух» случайно оказавшиеся на необитаемом острове воспитанные английские дети стремительно доходили до самого дикого состояния, что в экранизации романа было подчеркнуто блестящей финальной метафорой, где камера, смотревшая вокруг глазами одного из подростков, неожиданно утыкалась в сапоги морского офицера. Точнее перевести на язык кино слово «опустившийся» было невозможно. «Заводной апельсин» несколько уравнял акценты – в первой части он показывал, что творят с людьми озверевшие подростки, а во второй демонстрировал, к чему приводит исправительное воздействие цивилизованного общества на агрессивные наклонности подрастающего поколения. На классический вопрос «Кто виноват?» по-прежнему следовало два ответа: «Двойственная природа человека» и «Несовершенное общество». Наконец, года четыре назад вышел особо никем не замеченный фильм «187» (номер американской уголовной статьи, предусматривающей кару за убийство) с Сэмом Джексоном в роли учителя, который от бессилия перед зверством своих учеников брался за оружие и убивал нескольких негодяев. Картине предшествовал симптоматичный эпиграф: «То, что происходит в США, лет через десять обычно происходит во всем мире». И действительно, вскоре Жерар Депардье сыграл французского педагога, столкнувшегося с дикостью школьников – правда, алжирского происхождения. «Королевская битва» - естественный предварительный итог долгого процесса отката от Сэлинджера, хотя напрашивающийся советский каламбур насчет выхода из пропасти во лжи тут неуместен. Уместнее сослаться на только что прибывшего в Россию Питера Гринуэя и тут же призвавшего к борьбе с «четырьмя тираниями кино» - тиранией слова, тиранией кадра, тиранией камеры и тиранией актера. Ибо пятая тирания – это как раз тирания подростка как героя, зрителя и даже косвенного автора огромного числа фильмов, пропитанных сознанием дефективного подростка. В этом контексте отсылки самого Фукасаку к «жестокому будущему», массовой безработице и плохому правительству – полная чушь и чисто формальная уступка политкорректности. Действие фильма происходит в воображаемом мире, и совершенно понятно, чье это воображение – взрослых, уставших от своих детей, цивилизации, изнемогшей в борьбе с природной дикостью, а главное – учителей, которых достали ученики. Учитель Китано (чья фамилия демонстративно совпадает с фамилией актера), управляющий самоистреблением своего класса - голубая мечта, розовая греза и постыдный идеал всех педагогов мира. Думаю многих просили заменить учительницу в школе. После одного такого случая, после урока ко мне подошла завхоз и по-заговорщицки тихо сказала: «Заметил длинного на задней парте?». «Заметил» - сказал я, не понимая, к чему она клонит. «И что скажешь?». «Если между нами, то гаденыш». «Послушай, мы с ним ничего не можем сделать, а ты человек посторонний и ничем не связанный. Я прошу: зайдите в туалет, он там сейчас курит и издевается над малышами – и дайте ему как следует. От всех нас!!!». Не скажу, выполнил ли я ее просьбу, но запомнил на всю жизнь. Так вот, «Королевская битва» - то самое «от всех нас», и с большим чувством. Кино на то и кино, чтобы предоставлять культурную разрядку скопившейся агрессии.