Рецензия на фильм Вся жизнь от Сергей Ю.

Говорят, перед смертью в сознании человека за несколько мгновений проносится вся жизнь. В кино секунды можно растянуть на два часа. Так и произошло с жизнью парня, которого судьба носила от Альп до Кавказа. Смотрите картину «Вся жизнь». Если совместить географию с аксиологией, то любую систему ценностей можно расположить между двумя лаконично маркированными полюсами: где хорошо, там и родина; где родина, там и хорошо. Как говорится, выбирайте, ни в чем себе не отказывая. Главный герой монументальной австрийско-германской картины «Вся жизнь» Андреас Эггер (роль последовательно в соответствии с возрастными изменениями исполняли актеры Иван Густафик, Стефан Горски и Август Цирнер) свой выбор сделал в самом начале жизненного пути. Он не мыслит счастья за пределами чудесной горной долины в Австрийских Альпах, зато уж счастье это остается неизменным и безграничным при любых превратностях судьбы. Оставшись в детстве сиротой, Андреас попадает в руки свирепого воспитателя, садиста и религиозного обскуранта фермера Хуберта Кранцштокера (Андреас Луст). Поэтому эпизоды, посвященные детским годам главного героя, заставляют слегка перефразировать знаменитую фразу Максима Горького: свинцовые мерзости случаются и в дикой австрийской жизни. Чем самодуру не угодил мелкий приживала – сказать сложно. Возможно, в литературном первоисточнике об этом что-то и говорится (картина представляет собой адаптацию одноименного романа австрийского писателя Роберта Ситалера), но зрителю остается только гадать, как нужно понимать выражение «этот ублюдок». То ли Кранцштокер именует приемыша так только образно, то ли его следует понимать буквально, и за кадром осталась какая-то история о чистой и непорочной девичьей любви, приведшей к внезапной беременности. Но, скорее всего, Кранцштокер просто сторонник системы традиционного австрийского воспитания подрастающего поколения. Возможно, паренек по фамилии Шикльгрубер где-то в соседней горной долине несколькими годами ранее стал объектом педагогического эксперимента примерно такого же свойства. Однако наш герой, стоит отдать ему должное, не стал ни художником, ни фюрером, а превратился в нормального крестьянина. Он батрачит в свое удовольствие, копит денежки на приобретение жилья и аккуратно влюбляется в такую же застенчивую девицу: подавальщицу местного кабачка Марию. И вот оно – счастье на фоне живописных горных пиков. Оно длится некоторое время, а затем наступает пора испытаний: смертоносная лавина, не менее смертоносная война, несколько лет плена в СССР, возвращение к родным пенатам и счастье уже иного рода – насыщенное медитациями роскошное одиночество. Авторы фильма попытались запихать биографический материл длиною в целую жизнь в экранное пространство, чей хронометраж чуть не дотягивает до двух часов. А сюжетных коллизий литературного первоисточника, судя по всему, вполне хватило хотя бы на полноценный мини-сериал. Это привело к чрезмерной фрагментации повествования, зритель получил набор отдельных эпизодов, чья дискретность не дает создателям картины возможности более полного раскрытия характеров большинства персонажей и оставляет пространные лакуны в жизнеописании главного героя. Так, целый блок фильма, посвященный Второй мировой войне, превращается в сумбурный набор разрозненных сценок, которые не объясняют, чем вообще занимался Эггер в горах Кавказа, как ему удалось выжить в нелегких условиях советского плена, каким образом он в конечном итоге вернулся в родные Альпы. В сухом остатке мы получаем пародийно-абсурдистскую историю про часового, которого забыли сменить на боевом посту. Что караулил у подножья Казбека исполнительный австриец – остается непонятным. Возможно, здесь содержится какой-то тонкий намек на толстые обстоятельства, какая-нибудь деликатная аллюзия. Каюсь, не уловил, что должен означать сей анабазис. Так же, как и члены жюри нескольких региональных фестивалей, на которых выставлялась «Вся жизнь». Примерно такое же блеклое впечатление оставляет история с несостоявшейся второй любовью уже престарелого Эггера: ничем не объяснимое сексуальное внимание к его антикварным мощам темпераментной старушки-учительницы, трогательный ветеранский стриптиз и странный финал этой молниеносной лавстори. В итоге достаточно скромный успех картины – всецело заслуга человека с камерой. Сразу скажу, что изумительные горные пейзажи, которыми восхитились отдельно взятые восторженные кинокритики, на мой взгляд, не самое удачное решение авторов проекта. Бессовестное злоупотребление великолепными видами альпийских лугов, шершавых утесов, хрустальных водопадов уместно в видовом фильме или рекламном ролике, но никак не в художественном экранном произведении. Но и без этого оператор «Всей жизни» феерит трюками фестивального качества: фокусы с зеркалами, окнами, дверными проемами, съемки с плеча для демонстрации стремительного движения, яркие горячие блики свечей, контрастирующие с густыми тенями, которые напоминают пятна разлившейся по воде нефти. Это пиршество для глаз отчасти искупает невнятность идеологического посыла, заложенного создателями «Всей жизни» в свое творение. Все тот же прицел на фестивальные просмотры не позволяет оставить фильм без пары-тройки аллюзий, дающих возможность кинокритикам заработать себе на хлеб насущный. На мой не самый просвещенный взгляд «Вся жизнь» по замыслу авторов представляет собой современное прочтение библейской истории Иова. Современное – то есть стереоскопическое. Здесь перед нами сразу два Иова. Один – свирепый хозяин жизни Кранцштокер. Он считает, что посещения храма и молитва перед принятием пищи вполне достаточны для исполнения личного завета со Всевышним. А когда Отец небесный призывает к себе двоих сыновей Кранцштокера при помощи дифтерии, тот, изумленный подобным нарушением деловой этики со стороны заоблачного контрагента, ропщет и расторгает сделку. Иов № 2, тихоня и страстотерпец Эггер, тоже получает испытания по полной программе: погибает его горячо любимая Мария, он несколько лет проводит в советском лагере. Но этот персонаж ведет себя вроде бы вполне по-библейски, он с тихой улыбкой принимает свою долю, испытывая счастье от простого единения с природой (оператор сделал все, чтобы мы согласились в этом с Андреасом). Однако несколько высказываний, которые мы слышим от героев картины, позволяют усомниться в чистоте христианских помыслов австрийского праведника. После медитаций на лоне природы, взирая на горные пики, достойные кисти Николая Рериха, Эггер заявляет, что счастливым можно быть где угодно. Вот он, рискованный шажок в сторону буддизма. Но если вы не сильно переживаете за судьбы учения отцов церкви в современной Европе, эти высказывания вам не покажутся чрезмерно кощунственными. Ваше внимание привлекут другие, более загадочные фразы, над которыми придется поломать голову. Вот, например: «У меня есть черный кофе, который является символом человеческой души». То ли это символ веры какой-то загадочной секты, то ли каламбур от переводчиков. Кино-толмачи, как водится, позабавили отечественного зрителя и на этот раз. Оцените перл: «Эти горы извиваются вниз!». Интересно, в каком направлении извивается серое вещество в черепных коробках этих адептов чистоты и ясности русского языка? А жизнь у Андреаса Эггера получилась кисло-сладкой. На мой вкус, приемлемое сочетание.