Рецензия на фильм Семь от Александра Александрова

<strong>Один</strong> просмотр всего второй после «Чужого 3» (1992) режиссёрской работы Дэвида Финчера «Семь» (1995) раздирает сложившееся мировоззрение на куски, как переизбыток еды разрывает желудок ненасытного обжоры. Ужасает неприглядной бренностью обычного сегодня существования, как приводит в содрогание с рождения красивую девушку жить дальнейшие долгие годы с изуродованным лицом и под гнётом отвращения любопытных. Полосит по душе при мысли о типичности, которую сценарист Эндрю Кевин Уокер срисовал с современного тогда Нью-Йорка, как «зажравшийся» чиновник водит ножом по своему телу, чтобы заплатить за ошибки собственным жиром. И не оставляет равнодушным к полярным позициям героев, всего лишь гиперболизировано выражающих разные мнения миллионов. <strong>Два детектива</strong> – сдержанный ветеран сыскного дела Уильям Сомерсет (Морган Фриман) и эксцентричный новичок Дэвид Миллз (Брэд Питт) – расследуют серию загадочных убийств. Жертвы не связаны между собой и мотивы преступника туманны, пока… Пока не обнаруживаются намёки, подсказки последнего для своих преследователей. Расследование сразу приобретает оттенок игры с семью ступенями к финалу. У детективов есть семь дней, семь жертв и семь грехов человеческих: чревоугодие, алчность, ленность, прелюбодеяние, гордыня, гнев и зависть. <strong>Три</strong> стандартные составляющие оголяет именно второй просмотр картины, который уже свободен от шокирующей эйфории концовки, на которой так настаивал в своё время Брэд Питт, грозясь даже отказаться от роли в противном случае. Возвращение к ленте через время вспарывает ту самую <em>ошарашивающую картинку</em>, аккуратно вышитую иглой <em>впечатления</em>, и обнажает канву. Канву избранного режиссёром жанра <em>неонуара</em>, состоящую из продольных нитей пессимизма и поперечных им цинизма, которые аккуратно проходят как через сценарий, так и через атмосферу. Крахмалом, придающим твёрдость полотну, служит детективный сюжет с впечатляющими кадрами жертв религиозного… маньяка?.. скорее фанатика. А в качестве краски, придающей привычный вид холсту вышивальщиц, выступает актёрский состав в лице уже тогда громких актёров Моргана Фримана, Брэда Питта, Кевина Спейси и Гвинет Пэлтроу. <strong>Четыре</strong> своеобразных кита, актёры, держат на себе не фильм, но сюжет. Они играют нужные образы сообразно той однобокости и примитивизма, какими могут похвастаться их герои. Мудрый и уравновешенный детектив без пяти минут на пенсии Сомерсет от Моргана Фримана. Противостоящий ему по характеру взбалмошный, самоуверенный и несерьёзный новичок Миллз от Бреда Питта. Сама нежность, наивность и воплощение любви до самоотречения от Гвинет Пэлтроу. И преступающий закон человеческий для исполнения миссии «божественной» тот самый религиозный фанатик от Кевина Спейси. Основополагающие амплуа в исполнении актёров просматриваются так же просто, как понимаются прозрачные образы добра и зла в детских сказках. Однако не продуктом бесталанности или пренебрежения является подобное воплощение действующих лиц в «семёрке» Финчера. Они всего лишь выступают фоном, как и одинаковые тёмные закоулки улиц, покров ночи, продирающая до нутра музыка Говарда Шора, занудство полицейского участка, обезображенные трупы-макеты, к основной идее фильма. Идее, ради которой Финчер, кажется, и снял этот фильм, а сценарист написал сценарий. Подобно Виктору Гюго, создавшему целое произведение «Человек, который смеётся» (1869) из-за одной страницы речи Гуинплена в Палате лордов о несогласии с принципами английской аристократии, угнетением народа и умалением достоинства людей. <strong>Пять процентов</strong>, практически пять минут от всего фильма Дэвида Финчера и, наверное, тот же один лист бумаги в сценарии занимает сравнительно длинный диалог в финале двух сторон – закона и доведённой до радикализма религии – о сумасшествии «посланника Бога», призванного очистить мир от грешников, и невинности всех его жертв. Что может привнести хорошего в мир проститутка, давно разложившаяся морально сама и потакающая пошлым фантазиям с виду примерных семьянинов? Или толстяк, что на протяжении долгих лет строил огромную жировую стену между собой и обществом, собой и окружающим миром? Или адвокат, защищающий и выпускающий на свободу убийц, маньяков и воров, только бы гонорар был хорош? С другой же стороны, порой бывают вполне оправданные причины, которые в итоге, бывает, доводят до далеко не оправданных убеждений и привычек. Да и вправе ли кто-то даже из лучших побуждений отнимать жизнь? Особенно на религиозной почве? Разве это уже не нарушение одной из заповедей «не убей»? <strong>Шесть</strong>, в итоге шесть трупов неизбежных кидает фанатик, как кость собакам, детективам и всему миру через СМИ. Если животные учатся понимать через желудок, то для людей, как это правильно понял преступник (за которым стоят сценарист с режиссёром) популярным объяснением непременно служит трагедия. И хорошо, если она будет кровавой, жестокой, циничной и неизбежной. Разве не поэтому в любом институте и системе начинаются какие-либо проверки и изменения только после единичного, но вопиющего случая несправедливости и нарушения? Вот и герой Кевина Спейси через своих жертв пытается достучаться до общества, показать длинным и костлявым пальцем смерти на зловоние устоявшихся ценностей, их гнилость и гнусность. И одну жертву, самый лакомый кусочек, проверяющий эффективность дрессировки собаки, он, своеобразный миссионер, не позволяет, но предлагает спасти детективам, которым нужно всего-то отказаться от падения в бездну Данте Алигьере. «<strong>Семь</strong>», наверное, самая противоречивая работа Дэвида Финчера. Нередко у зрителей возникают претензии к логике фильма на том основании, что если озабоченный религией человек готовил свои преступления не менее года, то как он смог включить в свою «высшую» миссию Миллза, приехавшего всего пару дней назад. На этот вопрос легко отвечает тот самый второй просмотр, более вдумчивый и размеренный. Дважды, если не трижды зрителям повторяется, что небывалая удача новичка в поимке преступника, заставляет, даже вынуждает убийцу изменить свои планы. Однако противоречивость заключается не в логике, которая как раз в фильме присутствует, а в смысле. Потому что лента предлагает только две крайности этого спора: защищать или уничтожать? И каждая по-своему одинаково абсурдна и рациональна. Режиссёр же – тогда с опытом старшеклассника режиссуры, но уже с мудростью сэнсэя – малозаметно, немного подло, но бескомпромиссно подталкивает зрителя к рассуждениям и, может, даже фатальному выбору, где третьего не дано.