Рецензия на фильм Пылающий от Евгений Нефёдов

Когда читаешь рассказ «Сжечь сарай» /1983/ (1), непросто отделаться от ощущения, что Харуки Мураками сознательно привил безымянному лирическому герою, от лица которого ведётся повествование, многие черты собственной личности. То, что персонаж также является японским писателем, увлекающимся западной литературой (упоминается, что он читает прозу Уильяма Фолкнера) и джазовой музыкой, и занимается бегом, – не спишешь на банальные совпадения. Это придаёт дополнительную убедительность (почти на уровне воспоминаний!) изложенной истории, хотя говорить об автобиографичности произведения в строгом смысле, конечно, вряд ли уместно. К слову, здесь сразу следует указать на основные отличия экранизации от первоисточника, слишком существенные, чтобы обойти вопрос молчанием. Дело не исключительно в перенесении действия в сегодняшнюю Республику Корея и не в остроумном решении сделать Ли Ён-су (молодого холостяка, а не женатого тридцатиоднолетнего мужчину) сверстником Син Хэ-ми, что привносит, бесспорно, ценные нюансы в развитие характеров. По-настоящему принципиальной представляется новая, более хлёсткая развязка, способная шокировать чрезмерно впечатлительных зрителей. Создатели фильма словно не могли позволить себе такой роскоши, как отрешённость и неопределённость, и взамен многоточия, как у Мураками, поставили даже не жирную точку, а восклицательный знак. Прямо поведали о тех смутных подозрениях, на которые Харуки лишь прозрачно намекнул, и вдобавок – позволили свершиться правосудию (пусть не людскому, а, с позволения сказать, высшему, божественному, формально подпадающему под определение самочинной расправы). Было бы странно, если б творческое наследие Мураками не привлекало внимания кинематографистов Страны восходящего солнца (в данной связи достаточно назвать Дзюна Итикаву), сколько бы соотечественники ни ревновали мастера словесности к иностранным художественным влияниям. Вместе с тем нет ничего удивительного в пристальном интересе зарубежных режиссёров. Причём Ли Чхан Дон пошёл гораздо дальше, например, француза вьетнамского происхождения Чан Ань Хунга («Норвежский лес» /2010/, по одноимённому роману), продемонстрировав, как легко придуманные им сюжеты ложатся на иной социальный и культурный контекст. Разумеется, детали важны. Важно, что Хэ-ми зарабатывает на пропитание, участвуя (в качестве красотки, завлекающей клиентов) в уличных рекламных акциях, и снимает тесную квартиру, где едва помещается вместе со своей пугливой кошкой. Важно, что дом Ён-су расположен недалеко от демилитаризованной зоны (не требуется усилий, чтобы настроить радиоприёмник на передачи, транслируемые из КНДР), и ещё важнее – отношения парня с родителями. Отношения с отцом, который как раз проходит подсудимым по уголовному делу, отказываясь признавать себя виновным и просить о снисхождении, и с матерью, покинувшей семью, когда дети были маленькими, и внезапно объявившейся, жалуясь на проблемы с выплатой долгов… Наконец, очень важно, что Ли и Син сблизились (кстати, не могу не отметить потрясающую метафору с «пойманным» взглядом лучом солнца во время соития) до того, как девушка познакомилась в туристической поездке по Африке с Беном. Всё это важно – и тем не менее не воспринимается стержневым. В структуре кинокартины немудрено усмотреть переклички со знаменитым романом – нет, не Фолкнера – Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби» /1925/, но лично я бы сосредоточился на другой, не менее любопытной параллели. Исчезновение новой старой знакомой (слово «возлюбленная» прозвучало бы здесь неоправданно пафосно), совершенно не взволновавшее её богатого избранника, производит примерно такой же эффект, как таинственная судьба Анны из «Приключения» /1960/, внезапно пропавшей без вести – не вернувшейся с увеселительной прогулки по вулканическому острову. В обоих случаях для нас так и останется загадкой, что же произошло. Грубо выражаясь, гадать бесполезно. И в общем-то нетрудно понять душевные терзания Ён-су, сделавшего логичный вывод, что Бен изъяснялся иносказательно, когда поведал в порыве откровения (под воздействием раскуренной самодельной сигареты с марихуаной) о не совсем законной привычке – сжигать чужие теплицы, заброшенные, обветшавшие, портящие красивый пейзаж. Ведь, вопреки уверениям, ни одно из подобных строений, находящихся в окрестности, не было предано огню! Да и прочие косвенные улики свидетельствуют в пользу того, что его «развлечения» могут носить куда более серьёзный характер. Впрочем, Ли Чхан Дон не склонен разделять позицию Микеланджело Антониони (да и самого Харуки Мураками) всецело и безоговорочно. Не готов довольствоваться фиксацией и въедливым анализом состояния некоммуникабельности (не только не преодолённой с наступлением XXI века, а, скорее, резко усилившейся), выливающейся в своём пределе в утрату связи с реальностью, в ощущение тотальной иллюзорности бытия. Финальное деяние Ли – при всех оговорках юридического и морально-этического толка – выдаёт твёрдое намерение не принимать противоречия окружающего мира, не смиряться со сложившимся положением вещей. Это не акт мести на почве страсти пополам с завистью к тому, кто преуспел и в открытую ведёт праздный образ жизни, высокомерно снисходя время от времени до общения с не столь удачливыми согражданами. Едва ли Ён-су, хотя и избавившийся от испачканной в крови жертвы одежды, хотя и скрывшийся с места преступления, рассчитывает избежать наказания за убийство. Но не совершить отчаянный поступок было, что называется, выше его воли. Начинающий (пока не печатавшийся, мучительно вынашивающий замысел и, по сути, только учащийся разбираться в мотивах поведения индивидов) сочинитель должен пройти путь от рядового, равнодушного обывателя к человеку, «пылающему» праведным гневом – не позволяющему себе не реагировать на несправедливость и зло. Наступила зима, земля покрылась тонким слоем снега – и тем разительнее контраст с объятым пламенем автомобилем, из салона которого уже никогда не выберется коварный соблазнитель, любитель жечь бесхозные оранжереи. __________ 1 – Вошёл в сборник «Светлячок», «Сжечь сарай» и другие рассказы»; в России издан в переводе Андрея Замилова.