Рецензия на фильм Солнечная линия от Сергей Ю.

Новый год одна семейная пара решает провести вдвоем, и тихое застолье постепенно перерастает в бурное выяснение отношений. Можно ли еще сохранить чувства, которые когда-то объединяли мужа и жену? Смотрите драмеди «Солнечная линия». Вся русская литература, как известно, при рождении была обернута не в пеленки, а в гоголевскую «Шинель». А все сюжеты про перипетии семейной жизни родились из одной толстовской фразы про счастливые и несчастливые семьи. Российский фильм «Солнечная линия» (2021) – не исключение. Но при этом режиссер Борис Хлебников (и автор экранизируемой им пьесы Иван Вырыпаев, признанный Минюстом РФ иноагентом) решает разбавить Льва Толстого Эльдаром Рязановым. И это правильно. Уровень таланта нынешних авторов стоит соизмерять с эталоном пожиже. Если «Анны Карениной» у нас не получилось – подадимся в «Иронию судьбы». Что и было сделано. Пара безымянных супругов в исполнении Андрея Бурковского и Юлии Пересильд в финале бессонной новогодней ночи решила выяснить-таки отношения, сложившиеся после семилетнего семейного марафона. Когда гости уходят, супруги убирают со стола посуду и потихоньку начинают перебранку, которая постепенно перерастет в полноценный скандал с метанием друг в друга предметов разной степени увесистости и хрупкости. Состязание в меткости перемежается эпизодами интеллигентного рукоприкладства, которое не может быть квалифицировано даже как причинение легкого вреда здоровью (ст. 115 УК РФ). А побои в кругу семьи сегодня декриминализированы, так что пусть уж милые бранятся – только тешатся. Тема супружеской дискуссии банальна, как бином Ньютона: любит – не любит. В чем суть конфликта – разобраться с одной стороны практически невозможно, а с другой стороны причина гендерного раздора очевидна, как Колумбово яйцо. Если мы попытаемся вслушаться в лихорадочный диалог конфликтующих сторон, то услышим только об одном конкретном обстоятельстве, порождающем вулканический взрыв страстей: мужчина, несмотря на декларируемое желание обзавестись наследником, не спешил с зачатием ребенка до того момента, когда будет уплачен последний ипотечный взнос. Он тянул с этим решением целых семь лет. При заключении брака его половине было 33 года, а сейчас даме 40. Несостоявшаяся мамаша теперь заявляет, что рожать ей уже поздно. Согласитесь, упрек не слишком убедительный: во-первых, «милая» могла быть более настойчивой, а во-вторых, современная медицина делает роды сорокалетних столь же безопасными, что и для тридцатилетних первородок. Так что же служит топливом для реактивной струи жгучей ненависти, которая раскочегаривает пламя скандала? «Милый» мимоходом упрекает благоверную в чрезмерно философском складе ума, указывая не полку, где расположились тома Канта, Юнга и Хайдеггера. В пылу раздора он разражается гневной инвективой, употребляя всуе словосочетания, в которых присутствуют термины «бытие» и «время». То есть он как бы отсылает зрителя к знаменитой одноименной работе великого философа-экзистенциалиста («Бытие и время», 1927 год). Не знаю, насколько близко знаком пан Вырыпаев с творчеством герра Хайдеггера, раскрывал ли он книгу, на корешке которой красуется броское название, поэтому позволю себе одну емкую цитату из работы немецкого мыслителя: «Мы… должны расстаться с претензией на непосредственное понимание. Мы должны были бы между тем все равно прислушаться, потому что дело идет об осмыслении необходимого, но предварительного». Вот для чего нужна философия! Ура! Смотрим картину дальше и уже не пытаемся разобраться в том, о чем собственно говорят герои, в чем заключается суть их недовольства друг другом. Не надо стараться понять, что они говорят. Главное – как они излагают свои абсурдные претензии. Если у вас есть дети – вспомните, как гулит младенец и насколько очевидны его желания, вербализованные столь незатейливым образом. Если вы врач-психиатр – вам не впервой ставить диагноз, пообщавшись с параноиком или идиотом. Если ни то и ни другое – тогда Мартин Хайдеггер вам в помощь. Кинодейство, посвященное скандальному противостоянию двух персонажей, не удивит зрителя, знакомого хотя бы с «Осенней сонатой» (1978) Ингмара Бергмана или «Кто боится Вирджинии Вулф?» (1966) Майка Николса. Тут главное – актерская харизма и химия между партнерами. Андрей Бурковский и Юлия Пересильд эти качества демонстрируют в полной мере. Они просто фонтанируют пламенными эмоциями, расстреливают оппонента очередями ненависти, бросаются друг на друга с остервенением мангуста, готового растерзать яростно шипящую кобру. Зрителя настолько завораживает этот фейерверк страстей, что он забывает о логике развития семейных отношений, о причинах, породивших этот переполох в гендерном зоопарке. Постановщику пришлось решать задачи, неизбежно возникающие при экранизации хорошо обкатанной на театральных подмостках пьесы с теми же актерами. Хлебников попытался синтезировать выпуклость броской театральной актерской техники исполнителей и богатство нюансировки картинки усилиями операторов и монтажеров. Насколько удачной оказалась такая попытка – вопрос спорный. Кому-то покажется, что театральный компонент несколько избыточен, что получился типичный телеспектакль. С этим отчасти можно согласиться. Характерная деталь: нам показывают квартиру, в которой уже семь лет живет интеллигентная пара (матерятся, конечно, но это от волнения, зато Хайдеггер на полке и цветистость ругательного лексикона). Интерьер подобран отлично, видна работа хорошего дизайнера, все в блеклых мятных тонах, ярко-красное платье героини должно приковать внимание зрителя на нейтральном фоне (привет Сомерсету Моэму с его «Театром»!). И практически голые стены: одна сиротливая картинка, небольшая полочка – и это все. Чисто театральное решение. Из зрительного зала видны только крупные детали интерьера, например, мебель. А что за мелочь украшает стены – публика все равно не различит. Но в кино небольшая деталь, выхваченная камерой, может многое сказать о характере персонажей. Это как лицо крупным планом (этим в «Солнечной линии» нас тоже не часто балуют). Еще о театральности. Оцените изысканную образность ярлыков, которые навешивают друг на друга разъяренные супруги: «вы вращаетесь, как мохнатые белки», «ты как теплый пластилин на заднице младенца», «ты объевшаяся говна бактерия», «ты как обдолбавшийся пенополипропиленом кенгуру». Тут же возникают нежнейшие ассоциации: монолог Нины Заречной из «Чайки». Помните? «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом…». Радостно за господина Вырыпаева, он так ценит Чехова, даже любит. На свой лад, конечно, но любит. Интересно, оценил бы классик пассаж про бактерий или про кенгуру? Но все же стоит опуститься с небес на землю. После Чехова на ум приходит Рязанов. Представьте себе Женю Лукашина и Надю Шевелеву через семь лет после знакомства. Они на кооперативной квартире, с долгами по которой только что рассчитались. Новый год, гости разошлись (персонаж Ширвиндта в одну сторону, героиня Ахеджаковой – в другую). Со стола надо убрать остатки заливной рыбы. Ирония трансформируется в сарказм…